Черное ожерелье - Шерхан Муртазаев

Знаком Нариману и человек, идущий за ней с ребенком на руках. Чернявый, плосконосый. Да, конечно, это Жарас Хамзин. Избранный несчастной Тан-Шолпан супруг. А на руках у него их ребенок. Вот так встреча! Нежданная, надо сказать. Видишь, чем встречает тебя комбинат, Нариман Данаев?!

«Итак, оказались наши беглецы не в Алма-Ате, а в самом Карасае. Все бы ничего, но теперь я похож на человека, который пустился вдогонку и наконец настиг. Глупое положение. И поди докажи, что я и не думал их преследовать… Вот судьба!»

Как в тот день, когда Нариман впервые пригласил Тан-Шолпан в кино, вскинулось сердце норовистым жеребцом и пустилось вскачь, готовое выпрыгнуть из груди. Стало мучительно больно оттого, что стоит он одинешенек в чужом городе перед фотогазетой с незнакомыми людьми и страдает, что Тан-Шолпан не с ним. И отрадно, и горько, что не погасло в нем былое чувство. Но зачем? Не слушается глупое, простодушное сердце рассудка, болит за Тан-Шолпан. В нетерпении встает сердце-конь на дыбы, ржет пронзительно, бьет копытами, рвет удила, роняя желтую пену, не слушается ни плети, ни узды…

«Бедная Тан-Шолпан! Правильный ли ты сделала выбор? Может быть, ты была бы и несчастлива со мной. Но счастлива ли ты с Жарасом? Нашла свою долю? Судя по твоему виду, обманулась ты, девочка. Бедная девочка… Такова жизнь. Обманешь кого-то — и не заметишь, что обманутым оказался сам. Говорят же: на чужой беде своего счастья не замесишь. Думаешь, облапошил судьбу, — ан нет, сам лежишь на земле, обеими лопатками припечатан. Если жизнь такова, как я ее понимаю, то не примет она мелкого расчета и скользких уверток. Пусть дождь золотой на тебя льется, пусть обмануто пока сердце ложным чувством, но знаю я, что с изъяном оно и что не с Жарасом счастье твое, Тан-Шолпан!»

Всего ждал Нариман, только не этой встречи. И вспомнил, как увидел Тан-Шолпан впервые.

* * *

В Рудном Нариман часто встречал восходы солнца. Он стоял на краю огромного карьера и смотрел, как белое январское небо взрезает густое красное солнце. Скованное холодом, почти мертвое небо зажигается на востоке костром и медленно разогревается. Глаз невозможно оторвать от такой красоты! В один из таких рассветов на деревянной лесенке встретились ему две девчонки с теодолитом в руках. Раньше он их не видел, засмотрелся, поскользнулся и упал. Здорово упал — в голове загудело. А когда пришел в себя, то увидел, что одна из них тоже поднимается на ноги, отряхивается от снега и ругает его вовсю. А вторая хохочет, надрывается.

— Хулиган! — крикнула Нариману пострадавшая и зло выстрелила в него взглядом. Ее смуглые щеки побледнели от негодования. Черные волосы выбились из-под пухового платка. В глазах слезы сверкают. Видно, больно ударилась, когда он сшиб ее с ног. Все поглаживает локоть. А подруга ее рыженькая задыхается от смеха. Выставила белые зубки, раскраснелась и заливается. — Даже не извинится! — буркнула пострадавшая, едва не плача.

— Простите, я нечаянно, — сказал Нариман растерянно, пытаясь встать.

— Ничего! Не вы виноваты, а лед. Давайте руку! — сказала хохотушка и протянула ему горячую ладонь.

Сильная рука была у девушки. Она вытащила Наримана из снега, поставила на ноги. И не успел он опомниться, чтобы поднять теодолит, вылетевший из рук смуглянки, как получил снова.

— Невежа! — бросила она.

— Будет тебе, Тан-Шолпан! — удерживала подругу рыжая, справившись наконец со смехом. — Хватит! Ты и так его уже в землю втоптала.

Тан-Шолпан. Так началось их знакомство. Сколько же прошло времени с тех пор? Нариман снова посмотрел на снимок.

Бывает же, незначительный случай, а оставил глубокий след в его судьбе. Если бы в тот раз он не поскользнулся, то знакомство с Тан-Шолпан могло и не состояться. Теперь вот снова придется видеться. Конечно, жить в одном городе и не встречаться нельзя. И нечего краснеть да волноваться при встречах с ней, боясь обидеть, радоваться каждому ее взгляду, дрожать. Прошлое умерло. Кончено.

Успокоив себя такими словами, он наконец набрался мужества и вошел в приемную директора комбината. Девушка-секретарша попросила его подождать. Кабинеты директора и главного инженера имели общую приемную и располагались друг против друга. Обе двери обиты черным дерматином. В углу приемной стучит телетайп. Телефон звонит непрерывно. Секретарша едва успевает отвечать. Но когда выпадает минута тишины, она сразу хватается за книгу. Видно, учится. Из кабинета директора вышли двое, а на смену им зашли еще трое. Без разрешения и приглашения. Видимо, тоже из начальства. Девушка виновато посмотрела на Наримана: «Ну, сами видите. А что я могу поделать? Подождите еще немного». Нариман прикрыл глаза, успокаивая ее.

Приятная девушка. Вежливая. Обычно секретарши злые и неприветливые. А эта милая. Значит, и директор спокойный человек. От этих мыслей у него потеплело на душе.

Прошло еще какое-то время. Наримана стало охватывать нетерпение. Заметив это, девушка сказала:

— Потерпите еще. Сейчас они выйдут, и вы зайдете первым.

Вдруг дверь широко распахнулась. Нариман невольно встал. В дверном проеме показался Жарас Хамзин. Голова надменно откинута, сквозь толстые стекла очков он не мигая смотрел на Наримана.

— Здравствуй, — удивленно и растерянно сказал Нариман.

Тот молча прошел мимо, в кабинет главного инженера. Нариман посмотрел вслед. Потолстел Жарас. Брюхо стало отвисать, щеки на плечи легли. Всякие выпуклости округлились. От этого кажется, что уши у него стали маленькими. Губы вытянуты вперед, словно Жарас собирался засвистеть. Казалось, даже складчатый затылок Жараса выразил неприкрытую ненависть к Нариману. Убить готов. А спина непроницаемая, неприступная, хоть и похожа на подушку для булавок. «Дурак я, дурак! — подумал Нариман. — И надо было поздороваться с этим скотом! Он же на меня как на пустое место смотрит, за человека не считает. Когда же я избавлюсь от дурной привычки лапшу бросать тому, кто бьет меня камнями. Камнем и отвечать надо, камнем! Только так!»

Он был недоволен собой, презирал себя, ненави…

— Входите же! — громко сказала девушка.

Он провел ладонью по лицу, как бы смывая гадкий осадок от встречи, и быстро прошел в кабинет.

Лицо директора Оники было привлекательным. Две глубокие морщины отделяли впалые щеки от твердого рта. Нижняя губа слегка выдавалась вперед, придавая усталому лицу озабоченный вид. Высокий, он казался сутулым, словно нес на плечах давящую тяжесть. Глаза, увеличенные выпуклыми стеклами, смотрели на собеседника пронзительно, испытующе. Узнав, что Нариман приехал к ним из Рудного, он снова встал с места и вторично пожал ему руку.

— Замечательно, молодой человек! Превосходно, я вам скажу! — воскликнул директор, довольно потирая ладони. — Сказать по правде, мы очень нуждаемся в таких