Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

среди нас такие, которые тянутся ко всему заграничному (я отдаю предпочтение русскому). Да, мы мало ценим огромные усилия целых поколений, чтобы жить было лучше другим, вернее, мало сознаём. Об этом надо помнить каждый день и не только помнить, но и вносить частицу своего труда в общий труд.

Кем бы я была сейчас, будь всё по-старому? Деды и прадеды были бедняками и середняками. И я была бы крестьянкой. Меня бы даже за человека не считали. Нравы вознесенских крестьян известны мне по рассказам.

Как только люди жили! И как прекрасно, что настал всему этому конец. Как прекрасно, что мы, перешагнув через целое столетие, обгоняем цивилизованные страны, что наша страна из самых нищих стран становится одной из самых богатых».

Ну что тут скажешь? Телевизоры в то время были не у всех. У Эммы Куц был, а у Галки Дикаловой только радиола с пластинками. Мы жили, как в шорах – не видели реальной жизни вокруг нас. Нельзя читать западную прессу, нельзя слушать «Голос Америки» и многое чего нельзя. Жить надо в соответствии с моральным кодексом строителя коммунизма.

У многих из нас в советское время родственники сидели и погибли. Мой дед из Вознесенки сгинул в 1933 году в лагерной больнице под Акмолинском. Это я сейчас знаю, как была разорена вполне благополучная Вознесенка, и разорила её раскулачиванием Советская власть.

Нас так воспитывали, а мы верили спектаклям типа «Кремлёвские куранты». Ну и Галка Дикалова устраивала коллективные походы в кино и в театр на просмотры таких вот спектаклей «Кремлёвские куранты», «Чудесный сплав», а потом надо было коллективно обсуждать эти идеологизированные творения. При этом в спектаклях играли прекрасные талантливые актёры, были очень убедительными. Инакомыслие преследовалось и наказывалось. Существовала жесточайшая цензура со стороны партийных органов всех спектаклей, фильмов, книг.

Но Галка – молодец. Она, например, предложила:

– Девчонки! У нас на курсе ребят мало. Давайте пригласим в кино или в театр политехов из УПИ, там одни ребята учатся.

Сказано – сделано. Галка связалась с комсоргом первого курса физтеха. И мы ходили с физтехами не только в кино или театр, но и по приглашению на их институтские вечера.

13 ноября 1958 года. «Я люблю музыку, очень люблю, но как мне не хватает музыкального образования, чтобы понимать симфоническую музыку. Некоторые симфонические произведения кажутся мне хаотическим нагромождением звуков. Надо заняться этим вопросом».

Я была провинциальна, росла в деревнях и небольшом городе, не бывала в театрах, не слушала в филармонии оркестровую музыку, не видела в подлинниках картин художников. В Свердловске у меня появилась возможность преодолевать мою «серость», к тому же от природы я была музыкальна, любила сама петь и слушать, как поют другие.

Тогда только что в Москве прошёл первый международный конкурс имени Чайковского, который потом будет повторяться каждые четыре года. И надо же! Первую премию получил американский пианист Ван Клиберн. В состоянии «холодной войны», когда США объявлены главными врагами нашей страны, эта победа американского пианиста значила много в разрядке международной напряжённости. Но как играл Клиберн! Мы влюбились в него поголовно и даже имя-фамилию не хотели произносить по-американски: Вэн Клайберн. Он – наш, он играет нашего Чайковского даже лучше наших музыкантов. Железный занавес раздвинулся, к нам стали приезжать с концертами иностранные музыканты. В Свердловске, правда, иностранных музыкантов мы могли слушать только по радио, видеть в документальных киножурналах и на экране телевизора. Телевизор в то время был редкостью и не во всех семьях, приходилось напрашиваться на просмотр передачи к кому-нибудь из однокурсниц-свердловчанок. Моя однокурсница Нина Попкова, родом из Челябинска, и потому не такая серая, как я, провинциалка, стала приглашать меня в филармонию – слушать классику. Мы с девчонками билеты покупали самые дешёвые, в задние ряды зала, но музыку мне было хорошо слышно отовсюду – это не актёрская речь в драмтеатре, и вскоре я почувствовала, что мне нравится бывать в филармонии, на концертах я отдыхала душой.

Почему-то в то время меня совсем не интересовал сам город, его прошлое, его старинные дома. Стоим, бывало, на автобусной остановке, на улице Карла Либкнехта недалеко от филармонии, видим за забором длинное приземистое здание, да мало ли таких зданий в Свердловске? В то время и Плотинка в центре города выглядела весьма непривлекательно. И вот на автобусной остановке однажды к нам подошла пожилая женщина и указала на здание за забором:

– Вот, девчонки, знаете, что это за дом? Про´клятое место! В этом доме убили Николая-царя и всю его семью. Ну, Николая-то не жалко. Он сам отрёкся от престола, а это грех на нём. Но ведь расстреляли вместе с ним и царицу, и молоденьких его дочек, и больного мальчонку-сына. Вот их-то за что расстреляли? Дочки были примерно в вашем возрасте.

И нас это тёткино сообщение буквально потрясло. Как?! Нам вроде на лекции по истории партии говорили, что одного только царя расстреляли, а остальных куда-то увезли!

На очередном семинаре по истории партии мы задали вопрос нашему преподавателю: «А правда, что в доме Ипатьева расстреляли всю семью Николая Второго и его слуг?»

Было время хрущёвской оттепели. Мы уже не боялись «скользких» вопросов в нашей истории, но старшее поколение, преподавательский наш коллектив, переживший страшное время сталинских репрессий, предпочитало отмалчиваться, и наш преподаватель ответил уклончиво:

– То, что вы знаете, то и правда. В ночь на 17 июля Николая II по решению Уралсовета расстреляли. Город находился на осадном положении. 25 июля в город вошли белые. Было официальное сообщение Совета населению города 21 июля, что семью Николая Второго вывезли в надёжное место.

Наверняка наш преподаватель знал всю правду, но не хотел её нам говорить.

И конечно, коренные жители Свердловска знали, что семью расстреляли вместе с царём и тела вывезли за город. Дом Ипатьева с царской семьёй был слишком известен у местного населения; охранники, снабженцы, члены их семейств могли знать, что произошло в этом доме в ночь на 17 июля в 1918 году. Как бы тщательно ни заметали большевики следы прошедшего убийства, многое просочилось наружу. Народ не безмолвствовал, он шушукался, потому что всю правду в то время говорить было нельзя.

И вот теперь, узнав новые для нас сведения о том, что произошло в доме Ипатьева, мы ужасались, представив, как расстреливали молодых дочерей и подростка-сына царя в подвале Ипатьевского дома. Но и приняли официальную версию, что, если семью и правда расстреляли, то это была вынужденная мера большевиков, потому что белые были на подходе к городу