Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

17 ноября 1958 года. «Вечером я ходила на концерт-лекцию «Молодость поёт». Перед началом концерта у меня было чувство недоверия. Я уже бывала на концертах для студентов, но, увы, они все были очень низкого качества. На этот раз недоверие рассеялось после первых же выступлений.

Вера Баева! Ах, как мне она нравится! Скромное чёрное платье, скромная причёска, не накрашенное лицо. А голос чудный! Её «Две ласточки» не выходят у меня из головы. Говорят, её забирают в Большой театр. Для нас это плохо, но с другой стороны, её чудное сопрано должны слышать все.

Очень понравилось пение артиста-китайца. Пел он «Дан приказ», «Моя Москва», «Спят курганы» – простые, давно известные всем песни, но как пел! Его несколько раз вызывали. В заключение он попросил нас петь вместе с ним «Если бы парни всей земли». После пения устроили овацию. Кричали, скандировали «дружбу». Никто это не организовывал. Это был общий порыв».

Вера Михайловна Баева родилась в 1936 году в Уфе в многодетной семье. Поступила было учиться в наш университет, но у неё оказался замечательный голос, и её приняли в Уральскую консерваторию на вокальное отделение. В 1958 году она была ещё студенткой консерватории, но никогда не отказывалась петь в нашем университете. В 1959 году окончила консерваторию и стала солисткой Свердловской государственной филармонии.

С 1982 года преподаёт в Уральской консерватории имени М. П. Мусоргского (с 1996 года – профессор). Среди её учеников – заслуженные артисты России. С 1986 года народная артистка СССР, почётный гражданин Екатеринбурга. Она и сейчас, когда я пишу эту повесть, жива. Прекрасный человек, замечательная певица.

30 ноября 1958 года. «Сегодня я встретила ещё одного славного человека. Не то, чтобы влюбилась, но заинтересовалась. В главном корпусе был интернациональный вечер. Больше всего было китайцев – довольно симпатичных. Четыре немца, весьма неприятных, как внешне, так и вели себя напыщенно и отстранённо. Я пробовала заговорить с ними по-немецки, но, к моему стыду, плохо получилось. Вроде знаю язык, а говорить на нём не могу.

Меня пригласил на танго черноволосый, смуглый юноша (чем-то похож на Ника). Симпатичный парень. Прекрасно говорит по-русски, знает по-немецки – с немцем Юнгером разговаривал свободно, не то, что я. Сказал, что знает также итальянский, учит английский. А он сам – албанец, зовут Шериф Танаси. В течение вечера я танцевала почти только с ним. Выяснилось, что он окончил в прошлом году институт в Тиране, а здесь в Свердловске уже полтора месяца работает инженером.

Надеюсь продолжить с ним знакомство, разумеется, не в амурных целях, а так. Всё-таки о загранице я ничего почти не знаю. Из сегодняшнего вечера я сделала вывод: языки надо учить (это я и раньше хотела), однако сейчас надо учиться говорить».

И ничего из этого мимолётного знакомства у меня не вышло. Албанец пригласил меня на свидание на угол улицы Декабристов к автобусной остановке, но он не учёл при этом, что улица длинная, он, видимо, живёт в центре города, а я в своём корпусе на улице 8 Марта, недалеко от другого угла улицы Декабристов. На свидание к остановке автобуса я пошла, ждала, ждала, а он не появился! Я страшно рассердилась. Прошло несколько дней, я стала забывать о неудавшемся свидании, и вдруг албанец пришёл в мою общагу на шестом этаже. Его неожиданный визит вызвал большой переполох в нашей девичьей комнате. В комнату его, конечно, не пустили, а меня, одетую по-домашнему, вытолкали к нему. Как он узнал мой адрес, не знаю. А мне потом попало за этот его визит. Хоть и было время хрущёвской оттепели, нам строго запрещалось «водить иностранцев в общежитие».

Албанец мне сказал, что ждал меня часа два, замёрз, а я не пришла. Да уж: декабрь в Свердловске – это не декабрь в Тиране. Я выразила сочувствие парню и сказала, что мы не будем больше встречаться, потому что у меня начинается сессия, а потом я уеду на каникулы. До сессии было ещё далеко, но надо было придумать предлог.

Следующая моя запись в дневнике появится нескоро. Меня потянуло совсем в другую область моих размышлений, потому что меня однажды вызвала декан Мария Александровна – мы её для краткости называли Марандра – и строго спросила:

– Мы танцевать будем или учиться? Хвосты по сдаче коллоквиумов. Комсомолка, а Вас совсем не видно на факультете.

И я решила исправиться. Торчала на политинформациях, активно выступала на семинарах.

В дневнике записываю:

18 декабря 1958 года. «Всё ширится в стране движение коммунистического труда. Это здорово! Можно быть уверенной, что коммунизм не за горами. До сих пор говорили о коммунизме, как «о светлом будущем». В сознании людей он был чем-то далёким и неопределённым.

В этом движении, в размахе хозяйственного строительства уже проступают черты коммунизма. Люди меняются. На предприятиях создаются бригады коммунистического труда.

Как я живу, чем живу? Чувствую, что развитие моё притормозилось. Я топчусь на месте. Сейчас, поскольку я учусь, главная задача – хорошо учиться. Я примирилась с положением средней студентки. На курсе я ничем не выделяюсь, никакой общественной работы не веду».

Читаю свои записи на склоне лет и думаю: ох, какая я ещё была наивная дурочка! Как легко поддавалась пропаганде. Партия и правительство вбросили в массы пропагандистскую кампанию – движение за создание бригад коммунистического труда, сочинялись и пелись по радио песни типа:

Сегодня мы не на параде,

А к коммунизму на пути.

В коммунистической бригаде

С нами Ленин впереди!

И я себе наметила программу-максимум, которую должна выполнять.

Но спасал от этой пропагандистской трескотни, например, Есенин.

19 декабря 1958 года. «Перечитываю Есенина. Музыка, а не стихи! Чудно, лирично! Всё плохое, что есть в его стихах, было порождением условий среды, в которой он жил. Его немало травили. Тогда не очень-то возились с поэтами. Это теперь – пожалуйста, пиши…(Ой ли? )) Конечно, ему трудно было разобраться в хаосе событий. Ему, вышедшему из крестьян. Все почти поэты и писатели из интеллигентских и пролетарских слоёв, и то многие из них колебались. У Есенина очень богатый, яркий талант, только рано его загубили».

Дальше я на нескольких листах подряд записываю целиком или частями его стихотворения. «Выткался на озере алый свет зари», написанное им стихотворение в 15 лет. «Сыплет черёмуха снегом», заканчивается строками «По полю зыбистым бегом пеной я цвет разнесу» с восклицательным моим знаком. «О, Русь, малиновое поле и синь, упавшая в реку, люблю до радости