Поломка на краю галактики - Этгар Керет

для Вас и Ваших партнеров, а также день, когда выжившей в Катастрофе женщине не дано найти спасения от боли и воспоминаний. Таким образом, наша роль как евреев в этот день заключается в том, чтобы вовремя вложить некошерный перст в кровоточащую рану моей матери, нанесенную Катастрофой, и слегка провернуть, чтобы ее крик боли слился со звуками сирены.

Желаю Вам осмысленного Дня Катастрофы.

Михаэль Варшавский

Кому: Михаэлю Варшавскому

От кого: Сафи Морэ

Тема: RE: RE: RE: RE: RE: Квест-комната “Поломка на краю галактики”

Дорогой господин Варшавский, я прошу прощения, если то, как я выразился, задело Вашу мать или Вас.

Я хотел бы подчеркнуть и прояснить факты. В соответствии с подзаконными городскими актами, все развлекательные заведения обязаны закрываться в национальные дни траура, включая День Катастрофы и День Памяти. Закрытие квест-комнаты в этот период является не только результатом моего личного решения или решения моих партнеров, но и нашего стремления подчиняться закону.

Я преисполнен надежды, что Ваша мать найдет для себя немного утешения в этот печальный день. Мы будем рады видеть ее в нашей квест-комнате до начала Дня Катастрофы или после его окончания.

С уважением,

Сафи Морэ

Чизкейк с посыпкой

На мой пятидесятый день рождения мама ведет меня обедать в дайнер к Толстому Чарли. Я хочу заказать гору панкейков с кленовым сиропом и взбитыми сливками, а мама, как всегда, требует, чтобы я заказал что-нибудь более здоровое.

– Это мой день рождения, – настаиваю я. – Пятидесятый, дай мне заказать панкейки хотя бы раз.

– Но я уже испекла тебе чизкейк, – ноет мама. – Чизкейк с посыпкой, как ты любишь.

– Если ты дашь мне съесть панкейки, я чизкейк даже не попробую, – обещаю я.

Мама секунду думает и нехотя говорит:

– Я разрешаю тебе и панкейки, и чизкейк, но только в этот раз, только в день рождения.

Толстый Чарли приносит мне гору панкейков, увенчанную горящим бенгальским огнем. Он поет “С днем рожденья!” надтреснутым голосом и ждет, что мама к нему присоединится, но мама бросает сердитый взгляд на гору панкейков, так что я пою дуэтом с Чарли вместо нее.

– Сколько тебе лет? – спрашивает Чарли.

– Пятьдесят, – говорю я.

– Пятьдесят, и ты все еще отмечаешь с мамой? – Он восхищенно присвистывает и продолжает: – Я вам завидую, госпожа Пайков. Моя дочь вполовину моложе его и уже давно не хочет отмечать день рождения с нами. Мы для нее слишком старые.

– Чем занимается ваша дочь? – спрашивает мама, не отводя взгляда от кучи панкейков в моей тарелке.

– Точно не знаю, – признается Чарли. – Что-то в айти.

– Мой сын толстый и безработный, – говорит мама полушепотом. – Так что не спешите завидовать.

– Он не толстый, – бормочет Чарли и пытается улыбнуться.

В сравнении с Чарли я не толстый.

– И я не безработный, – добавляю я с полным ртом панкейков.

– Дорогой, – говорит мама, – раскладывать мои лекарства в таблетнице за два доллара в день – это не называется “работать”.

– С днем рождения, – говорит мне Чарли. – Приятного аппетита и с днем рождения.

И пятится от нашего стола маленькими шажками, как отступают от бешеного пса. Когда мама уходит в туалет, Чарли подходит снова.

– Знай, – говорит он мне, – что ты доброе дело делаешь. Тем, что живешь с мамой, и все такое. С тех пор как мой папа умер, мама жила одна. Ты бы ее видел. Сгорела быстрее, чем бенгальский огонь на твоих панкейках. Твоя мама может ныть до послезавтра, но из-за тебя она жива. Это доброе дело, прям из Торы. Уважай отца своего и мать свою. Как панкейки?

– Отличные, – говорю я. – Жалко, что я не могу приходить сюда чаще.

– Окажешься рядом – всегда забегай, – говорит Чарли и подмигивает. – Я буду рад дать тебе еще. Бесплатно.

Я не знаю, что сказать, поэтому улыбаюсь и киваю.

– Я серьезно, – говорит Чарли. – Я прямо имею это в виду. Мне в радость. Моя дочь уже много лет не прикасается к моим панкейкам. Она все время на диете.

– Я приду, – говорю я. – Обещаю.

– Отлично, – говорит Чарли, – отлично. А я обещаю не говорить ни слова твоей маме. Честное скаутское.

По дороге домой мы заходим в супермаркет, и мама говорит, что, поскольку у меня день рождения, я могу выбрать себе что-нибудь одно в подарок. Я хочу энергетик со вкусом жвачки, но мама говорит, что на сегодня я уже съел достаточно сладкого и пусть я выберу что-нибудь другое. Я прошу, чтобы она купила мне лотерейный билет. Она говорит, что она против азартных игр, потому что они приучают людей быть пассивными. Вместо того чтобы реально менять свою судьбу, люди сидят на своих жирных жопах и ждут, когда судьба сама их спасет.

– Ты знаешь, каков шанс выиграть в лотерею? – спрашивает она. – Один на миллион, даже меньше. Подумай как следует. Шанс, что мы погибнем в автокатастрофе по дороге домой, гораздо выше, чем шанс, что ты выиграешь. – А после недолгого молчания добавляет: – Но если ты настаиваешь, я куплю.

Я настаиваю, и она покупает. Я складываю лотерейный билет дважды, в длину и в ширину, и засовываю его в маленький передний карман джинсов. Мой папа погиб в автокатастрофе по дороге домой, давно, еще когда я был в животе у мамы. Так что, может быть, у меня все-таки есть шанс.

Вечером я хочу посмотреть баскетбол. В этом году Warriors реально молодцы. Этот Карри[9] просто звезда на трехочковых, я в жизни ничего подобного не видел. Он бросает мяч в корзину вообще не глядя, и мячи падают внутрь один за другим. Мама не согласна. Она говорит, что прочитала в телепрограмме, что по National Geographic покажут спешиал о самых бедных регионах мира.

– Ты не можешь мне уступить? – прошу я. – Все-таки мой день рождения.

Но мама настаивает, что мой день рождения начался вчера и закончился, когда село солнце, и что сейчас уже обыкновенный день.

Пока мама смотрит передачу, я на кухне привожу в порядок ее таблетницу. Она принимает больше тридцати таблеток в день, десять утром и двадцать с лишним вечером. Таблетки от давления, и таблетки для сердца, и от холестерола, и для щитовидки. Так много таблеток, что ими одними можно наесться. Честно говоря, вряд ли в мире существует болезнь, которой у мамы нет. Кроме СПИДа, может быть. И волчанки. Разложив таблетки, я сажусь к маме на диван и смотрю передачу. Там показывают горбатого мальчика, который вырос в самом бедном районе Калькутты. На