Жены Матюшина. Документальный роман - Александр Семёнович Ласкин

Проиллюстрируем это так. Представьте детей на демонстрации. Одинаковые костюмчики, пионерские галстуки, светлые макушки… Когда они идут в колонне, каждый становится частью целого.

Теперь понимаете, почему журнал назван не «Школьник», а «Ребята»? Почему в текстах часто слышны обращения: «У меня есть просьба, ребята», «Ребята, вы сделали то, о чем мы говорили в прошлый раз?»

Если научиться совместному творчеству, потом получится совместная жизнь. Пока они вроде как тренируются. Стараются не удариться в ячество и не отвлекаться от главного.

Иногда выходит чересчур. Сложно представить, кто это писал. На детскую речь непохоже, да и взрослые так изъясняются только в газете.

Журнал наш должен помочь ребятам жить крепким спаянным коллективом, хорошо учиться, развивать свои творческие способности, вырасти честными, правдивыми, мужественными гражданами великого Советского Союза, горячо любить свою социалистическую родину.

Насколько Громозова правила журнальные материалы? Судя по результату, контроль был строгий. Так работали с ней, и было бы странно, если бы она поступала по-другому.

Сейчас, да и всегда, Ольга Константиновна исходила из пословицы про журавля в небе и синицу в руке. Журавль – это нечто неуловимое, растворяющееся вдали. Что касается синицы, то ее будто создали по твоей ладони. Держи крепче, и она никуда не денется.

Громозова не только сама так относилась к воспитанникам, но и пыталась этому научить. Объясняла, что понятное лучше туманного, уравновешенное – продиктованного эмоцией. Если следовать этим правилам, то вы точно не пропадете.

За свою жизнь она убедилась в преимуществе «синицы» над «журавлем». Друзья ее юности отменяли поэтические размеры и знаки препинания. Им хотелось преодолеть границы, и каков итог? Количество правил стало не меньше, а больше.

Футуристам уже не поможешь, а новое поколение хорошо бы предостеречь. Большинство ее учеников сделали так, как она просила. Кто-то, может, и хотел написать что-то особенное, но они поняли, что тогда у них не будет пятерки.

В любом самом хорошем коллективе есть кто-то несогласный. Иногда, как в этом случае, даже двое. Как ни старалась Ольга Константиновна, они вели себя так, как считали правильным.

Когда ученики стали грозить, что вызовут в школу родителей, Громозова смирилась. Тем более что мать Наташи и Гали была матюшинкой. Вот уж с кем ей не хотелось обсуждать, что можно, а что нельзя.

Опять вспомним колонну на демонстрации. Конечно, это неправильно, но, согласитесь, такое случается. Вот и сейчас все идут в ногу, а двое-трое в ритм не попадают – то торопятся, то отстают.

Наташа, Галя и Кирилл

Начнем с Наташи и Галины. Как уже ясно, особенная семья. Каждому хотелось создать что-то необычное. Не очередную копию, а свой, непохожий мир.

Настоящий художник не пытается подменить действительность. Старшие Эндеры пошли еще дальше. Они рисовали жизнь красок – их пересечения, союзы и противоборство.

Возможно, абстракция и есть чистая красота. Так, восход или закат не нуждаются в конкретизации. Достаточно того, что воздух переливается. Насыщается разными оттенками.

Принадлежность к такой семье – что-то вроде обязательства. Невольно будешь писать не чужими, а своими словами. Да и все остальное будет свое. Не только свой сюжет, но свое пространство и время.

Давно-давно жил карлик Золотик, – пишет Наташа Эндер. – Он был одет в красненький костюмчик и был очень маленький и злой. У него было много-премного красивых вещей и драгоценных камней, разных переливающихся ракушек, бриллиантов. Он их очень берег, чтобы его вещей никто не взял. А еще больше всего карлик дорожил своей злостью и карликовой важностью. Каждый день он добывал красивые вещи, чтобы еще больше и красивей стали его дворцы.

В этой сказке не только сочиненное. Кое-что взято из самой близкой жизни. Когда карлик стал добрым, он идет на елку. Здесь он встречает Наташину сестру Галю, Нину, еще Нину, Валю, Тамару. Какой без них счастливый финал?

Присутствует тут и «тетя Оля» – Ольга Громозова. Как всегда, она следит за порядком. Вот и сейчас ее участие гарантирует, что дети покажут себя самым лучшим образом.

Наташа – чуть ли не главный автор журнала. По основным предметам в школе она не старалась, а тут была в первых рядах. Пробовала себя в разных жанрах. Когда выбирали того, кто нарисует обложку, все согласились: раз в ее семье все художники, то и кисточки ей в руки!

На обложке первого номера дети собирают яблоки, а рядом стоит человек в длиннополом сюртуке. Может, это Пушкин? Недавно Эндеры вместе с футуристами сбрасывали его «с корабля современности», а их наследница утверждает, что поэт с нами везде. Даже пионерский почин без него не обходится.

Так Пушкин стал немного Сталиным. Лучшим другом пионеров. Еще, возможно, Наташе он напоминал Громозову. Девочка уже знает, что одни люди заняты делом, а другие говорят: хорошо бы так, а еще лучше – так!

Есть вещи поважней содержания. Наташа уже чувствует цвет. Правда, ошибается в количестве воды, и картинка расплывается. Зато синий и зеленый выбраны точно. Краски говорят о нежном и хрупком, а значит, о детском.

Теперь обсудим второго несогласного. Кирилл Городков не связан с искусством. Его родителей интересовала жизнь естественная. Так что его будущее просматривалось. Раз мать и отец изучают природу, он тоже должен ей послужить.

Независимости можно научиться, не только занимаясь творчеством, но, к примеру, изучая растения. Больно наглядно они тянутся вверх – и ничто не может им помешать.

Стихи Кирилла в журнале явно вторичные. Остается только угадать предшественников.

Уж не знал ли мальчик о хармсовских «Случаях»? Взрослые тексты обэриутов не печатались, но просачивались. Кто-то давал почитать машинопись, и вовлеченных становилось больше.

Есть объяснение и без питерских абсурдистов. Городковы любили гостей. Соберутся десяток интеллигентов – и начинается! Руководителей государства не вспоминают, но героев школьной программы почему не задеть?

Вот стихи о Ломоносове:

Ломоносов, ломонос! Ты стоишь, задравши нос,

Между колб, и склянок, банок,

И мензурок, и весов.

Ты стоишь здесь, Ломоносов,

Ты стоишь, задравши нос.

А это о композиторе Бородине. Здесь поза героя уже другая.

Бородин ты, Бородин,

Ты сидишь ведь здесь один.

Что же будет, если

Углемедной солью

Подействовать на борную кислоту?

В журнале ничего не знали ни о Хармсе, ни о семье мальчика и сочли это за юмор. Последние страницы многие издания отдают смешному.