Жены Матюшина. Документальный роман - Александр Семёнович Ласкин

Глава восьмая

Новые соседи

Как мы помним, отношения Гуро с предметами складывались непросто. Чашка или ключи так и норовили выскользнуть из рук. Сейчас Громозова не стала бы ее за это корить. Если рядом никого не было, любой ее шаг мог закончиться катастрофой.

У Ольги Константиновны и без того хватало проблем, а тут еще слепота. Другой бы впал в отчаяние, но она собралась и попыталась найти выход.

Рисовать уже вряд ли придется, но можно писать. Ведь слова рождаются без участия зрения. Их не видят, а представляют. Другое дело, как это зафиксировать. Если бы у нее была помощница, они бы справились вместе.

Громозова позвонила одному и другому, и райком прислал ей секретаря. Теперь ее работа за письменным столом напоминала производственное совещание. Сперва диктуешь, а затем на слух вносишь поправки.

По «Автобиографии» видно, как Ольга Константиновна об этом говорила. Не отрицала, но старалась не задерживаться. Упомянула о слепоте и сразу переходила к планам на будущее.

В 1941 году, в дни блокады, я потеряла зрение, – писала она. – Слепая, написала книгу «Песнь о жизни», вышедшую в издательстве «Молодая гвардия» в 1946 году. Месяц назад закончила и передала издательству «Молодая гвардия» новую книгу «В старом доме».

Как видите, жизнь продолжалась. Обещала закончить одну книгу, а предложила издательству две. Не только справилась с трудностями, но перевыполнила намеченный план.

Очень помогли новые жильцы. Особенно Всеволод Вишневский. Разглядеть его сейчас она не могла, но хорошо помнила фото в газете: морская форма, взгляд прямой, подбородок вздернут… Такой управится с чем угодно – хоть с кораблем, хоть с пьесой, которую надо закончить в срок.

Общая картина и спектакль

Пришло время поговорить о ее соседях. В сорок первом году Вишневскому заказали пьесу для театра Музыкальной комедии, а он пригласил в соавторы поэта Всеволода Азарова и драматурга Александра Крона. Чтобы ничто их не отвлекало от главного, они поселились на Песочной.

Жили они тут без жен, почти как на корабле. Все трое служили на флоте, так что для них это было привычно. Когда их отправляли на задание, они месяцами не видели дома.

Дружат морские лучше сухопутных. Если хочешь поговорить о жизни, обратись к товарищам по службе. Самые удачные тексты о море были результатом таких встреч.

Посидят за столом двое, много выпьют и так же закусят, и сюжет готов. Остается только его записать.

Вот и на Песочной велись такие разговоры, и из них постепенно что-то рождалось. Очень хотелось, чтобы благодаря их пьесе в зале стало теплее. Если не греют печки и батареи, то вместо них будут шутки и песни.

Спешили успеть к празднику Октября. Для этого троих драматургов дополнили тремя композиторами. Так быстрее и вроде как с подстраховкой. Если кто-то неожиданно выбывает, его место занимает другой.

Работали едва ли не сутками. Перерывы делали для того, чтобы поспать и подымить папиросой. Еще, конечно, поговорить с соседкой. Пусть она видела море только с пляжа, но ее жизнь не уступает службе на флоте.

Литераторы поколения Вишневского знают только друг друга, а с Громозовой дружили Гуро и Бурлюк. Когда об этом думаешь, прошлое приближается, и ты ощущаешь себя звеном в цепи.

Пьесу быстро поставили и 7 ноября 1942 года сыграли в бывшей Александринке. Это был, как сказали бы в старину, «праздников праздник». Дело тут не только в спектакле, но и в театре. Так уж он устроен, что к происходящему на сцене прибавляется красно-золотой зал.

Три драматурга все сделали правильно. Прежде всего, верно выбрали жанр. За стенами были темные холодные улицы, а герои наперебой веселились, словно все это происходило не в Питере, а в Одессе.

Одессой действительно вдохновлялись. Азаров сетовал на то, что его пригласили не как поэта, а как одессита. Всю дорогу он рассказывал соавторам разные байки.

Среди персонажей было много молодых женщин. Публика сидела в пальто, а на них были ситцевые платья. Пожалуй, эти платья «переигрывали» сюжет. Они вселяли уверенность, что зима не навсегда.

Еще в зале было много военных. Многим из них утром вручили ордена, а к награде прилагался билет в театр. Вечером происходила удивительная перемена. Столько месяцев они были участниками, а вдруг становились зрителями.

На сцене говорили о том, что пережил каждый, но из зала это выглядело иначе. Словно увиденным из другого времени. Когда-нибудь наступит такой день, когда блокада станет легендой. Окажется рядом со «Словом о полку Игореве» и «Севастопольскими рассказами».

В этой несложной пьесе была загадка, а также отгадка. Зрители ощущали дуновение еще не наступившей эпохи. Кому-то даже казалось, что война идет на сцене, а за стенами театра продолжается мирная жизнь.

Эта иллюзия – пусть кратковременная! – дорогого стоит. Поэтому банкет, как и спектакль, прошел на одном дыхании. Отсутствие еды и выпивки восполняло обилие тостов. Немного приободрились даже те, кто до этого месяцами не улыбался.

Больше всех радовались соавторы. Как-никак дошли до финала, выполнили важное задание. К тому же, как сказано, приблизили будущее. Помогли зрителям увидеть себя и свою ситуацию со стороны.

Чуть ли не в эту ночь, поблагодарив Ленинград и Громозову, они вернулись на корабли. Как говорится, пост сдал – пост принял. Отчитайся за командировку и приступай к основным обязанностям.

Продолжение в письмах

Ольга Константиновна не исчезла из жизни Всеволода Витальевича. В Питере они часто разговаривали, а теперь писали друг другу письма.

Дом на Песочной Вишневский часто называет домиком. В этом слове есть сердечность – и ощущение дистанции. Будто переворачиваешь бинокль, и большое становится маленьким.

Заканчиваются послания приветами – сперва соавторам, а затем Обертышевым. Все эти месяцы драматурги прожили через стенку с этим семейством.

Специально отметим, что Всеволод Витальевич не страдал забывчивостью. Помнил всех, с кем его свела судьба. Если Обертышевы вошли в его жизнь, то они в ней остались.

Глава семейства – участковый милиционер. По службе он контролирует дворников и ищет по чердакам шпионов, а дома стойко терпит вечно бурчащую жену. Впрочем, с соседями они не ссорятся. «Помогаем им, чем и как можем, – записал в дневнике Вишневский, – а они, в свою очередь, помогают нам».

Сердечность Всеволода Витальевича точечная. Сказал что-то хорошее о соседях, признался в любви «домику». Затем тон меняется, и он заканчивает широковещательным: «Обнимаю