Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

выступления на сцене, потому что с каждой репетицией передо мной раскрывалось совершенно новое для меня пространство пения – так высока была планка требований, для достижения которой от каждого требовался профессиональный уровень. Надо было добиться, чтобы все звучали слаженно, научиться так отчётливо произносить согласные, чтобы в зале понятно было каждое слово, словно поют не сто человек, а один. Поём, к примеру: «Мечтать, надо мечтать!»

– Стоп! – обрывает пение Вадим Борисович, – у вас получается «мещтать». Надо петь «ме–чтать», то есть согласную от первого слога присоединять к согласной второго слога. Давайте-ка потренируем дикцию.

И мы хором частим скороговорку: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку!» Сплошное «с-с-с». Иногда, заранее сговорившись, мы хохмили: переделывали скороговорку, облегчая задачу: «Шла Лександра по дороге и глодала бублик!» Вадим Борисович смеялся вместе с нами, но затем снова требовательно взмахивал рукой, и мы беспрекословно выполняли его задание. А ещё надо было освоить цепное дыхание, чтобы сто хористов не делали одновременно вдох и выдох, как поющие солдаты на марше. Всё это называлось техникой хорового пения.

А ещё была вокальная техника. Мы должны были освоить приёмы, которые придают голосу «полётность», чтобы звук не застревал в горле, не угасал в трёх-пяти метрах, а устремлялся в зал. Оказалось, для этого вовсе не надо лезть из кожи, надрывать связки: можно петь пианиссимо, а в зале всё будет слышно. Нужно научиться петь «в маску», заставить диафрагму участвовать в процессе подачи звука, раскрыться всей грудной клеткой, не зажимать себя. И слышать при этом голос соседей слева и справа.

Распеваемся: «Где-то слышно, где-то еле слышно, колокольчики-бубенчики звенят. Бим! Бо-о-ом! Б-о-о-ом!» Вначале поём и на самом деле еле слышно, затем эти же слова поём громче, ещё громче и заканчиваем на форте. И все эти упражнения никогда не были нам в тягость, они заряжали энергией, мобилизовали на исполнение произведения с полной самоотдачей, что называется, на одном дыхании…

Бывало, вечером соберёмся на репетицию после лекций, семинаров, зачётов. Кто-то за целый день не успел поесть, кто-то не в настроении. И ничего не получается. Вадим Борисович никогда не раздражался, добродушно подшучивал над нами. Услышал, допустим, мой писк и советует: «Люсенька! Вам перед репетицией, а тем более перед концертом, надо съедать по два бифштекса. Вы же второй альт. Голос должен иметь вес!» А я думаю: «Какие бифштексы?! До стипендии две недели, а у меня деньги закончились, и живу я, можно сказать, на одном хлебе и пустом кипятке».

Когда мы выдыхались, Вадим Борисович остроумной шуткой умел снять напряжение, зажечь нас, и мы снова готовы были без устали петь. Репетируем «Аве, Мария!» Шуберта. Произведение сложное. Наша задача – создать музыкальный фон для солистки Веры Баевой – студентки консерватории, обладающей «серебристым» сопрано. Ныне она народная артистка СССР, профессор консерватории, а тогда делала лишь первые шаги на сцене, но уже показала себя талантливой исполнительницей. Хор поёт а´капелла, закрытым ртом и только, когда голос Веры молитвенно возносится на словах «Аве, Мария!», мы поём вместе с нею эти же слова. Казалось бы, мы так прониклись образом и молитвой – аж плакать хочется от восторга, – но Вадим Борисович вдруг останавливает нас: «Знаете, как вы поёте? Вы поёте: Аве, Мари-и-и… и Я»! Дружный хохот всех хористов. Заливается колокольчиком неповинная Вера. Смеётся дирижёр. Мы всё поняли и ничего объяснять больше не надо. Взмах руки – и всё получается. Иногда поёшь, не слыша себя, но Вадим Борисович, округлив ладонь в горсть, движением руки к себе «вытягивает» твой голос, да, и не только твой.

Главным на репетициях было раскрытие художественного образа произведения – будь то русская народная песня «Про комара», «Стоит наш лес могучий» Мендельсона, «Колыбельная» Брамса, или «Бухенвальдский набат» Мурадели.

«Про комара»… Простенький сюжет: Комар решил жениться на Мушке-горюшке, но «…прилетел Слепень да расхаял!» И вся родня на разные голоса критикует бедную невесту Мушку. И вот мы весело и игриво перебрасываемся музыкальными репликами от сопран к альтам, от альтов к тенорам и басам. Не песня, а опера какая-то! Комар, Мушка, Слепень – каждый со своим «лицом» и характером.

Наступил 1959-й год – звёздный час хоровой капеллы. В моём дневнике записано: «28 января отвоевали право поездки в Москву». Став победителем в сложнейшем отборочном конкурсе среди других хоровых коллективов города, хор УрГУ получил право поехать в Вену на VII фестиваль молодёжи и студентов. Впервые фестиваль проводился в капиталистической стране. Предстояло петь в городе Иоганна Штрауса, в городе прославленных венских классиков, где музыкальные фестивали не были редкостью, где трудно удивить кого-либо хорошими голосами! Всего 10 фестивальных дней – с 26 июля по 4 августа, а какая ответственность!

Увы! Меня и ещё примерно треть хористов в Вену не взяли. После нашего звёздного концерта в филармонии началась какая-то подковёрная возня. Выяснилось, что поедут не все, а только часть хора. Это как это? Пели все вместе, первое место завоевали вместе! Вадим построил нас в две шеренги, шёл вдоль и говорил: «Завтра приходите на собрание в главное здание». Мимо меня, мимо моей подружки Люси Таракановой, мимо ещё многих прошёл молча. Между тем, моя альт-соседка и студентка третьего курса химфака Люба Коробова этой участи отверженной избежала, а мы с нею пели одинаковыми голосами: вторые альты. Я решила, что ослышалась и назавтра явилась на собрание. В коридоре перед актовым залом плакала Роза Мошкович, одна из первых, многоопытных хористок и активисток хора. Я подошла к ней, и она сказала, что её, как и меня, тоже не взяли. Но почему?! Ну, скажем, я первый год пою в хоре, хотя Маша Дергачёва пришла в хор позже меня, а её берут? Но Роза? Но Люся Тараканова с её замечательным голосом? Увы, наш хор раскололи по принципу «у кого-то биография с пятнами» или надо было «усилить» наш хор студентами консерватории и музучилищ, а число выезжающих за границу было лимитировано, если кого-то вводят со стороны, то вместо кого-то из нашего хора. У меня пятен в биографии, если не считать репрессированного в 1933 году деда, вроде бы не было. А у Розы – и ныне родственники живут за границей. А Люся Тараканова родилась в китайском Харбине, кроме того, Люся даже и сейчас не комсомолка.

На собрании было также объявлено, что хористы с марта освобождаются от учёбы, их размещают в гостинице при стадионе, чтобы они могли ежедневно репетировать и готовить новый репертуар для фестиваля. Потом они уедут в Москву, где их будут готовить