Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

речку. Здесь чудесный городской сад. Скоро на несколько дней поедем к тёте в деревню. Приеду, и вы меня не узнаете. Я приехала, и меня признали похудевшей. Сейчас усиленно питают.

И тебе, Люсенька, надо обязательно поправиться. И, конечно, подлечиться. Ведь нам предстоит перешагнуть четвёртый курс. Желаю тебе поправиться, хорошо и весело провести время. Желательно в обществе «сто´ящих» (выражение «фон») мальчиков.

Жду письма с нетерпением. Я уже Ийке написала. Ответа ещё нет.

До свидания. Целую тебя.

P.S. У нас даже в кино нельзя сходить, идёт старое всё. «Поднятая целина», «Рапсодия». «Рапсодию» я, конечно, ещё раз посмотрю.

Извини за грязь».

Мы разъезжались по домам не все скопом, а кому как удобно, поэтому и возникали вопросы о том, кто как уезжал и кто кого провожал.

Фон С..р..а – это кличка Нэли Семериковой. Девочка она была с гордецой, жила в нашей 29-й наособицу, поэтому и прилипло к ней это не совсем приличное прозвище. Тут ещё учтена довольно длинная фамилия Нэли: Семерикова с тремя буквами «сра».

В 29-й комнате общежития мы жили вроде бы одной семьёй, но иногда возникали конфликты по разным причинам. У Алёны были причины плохо относиться к Нэле, которая сильно её подвела на экзамене по физике полимеров у А. А. Тагер.

Анна Александровна обычно говорила, что если студент посещал её лекции и потом шёл на экзамен, то он хоть что-нибудь знал. И если сдающий студент «плавал» на экзамене, то наводящими вопросами Тагер превращала экзамен в собеседование и в конечном счёте ставила «удовл» в зачётке. Но она терпеть не могла шпаргалок. Если кого засекала со шпаргалкой, то безжалостно выставляла за дверь с неудом.

Сдавая экзамен Тагер, Нэлька воспользовалась конспектом Алёны, выдрав листок с записями из её тетради. Листок этот она случайно обронила у доски. Экзамен сдала успешно. А листок попал в руки Тагер, и по почерку она определила, что это «шпора» Алёны. Алёна получила «неуд» и лишилась стипендии на весь следующий семестр. Мы требовали от Нэльки чистосердечного признания Тагер, однако Нэлька сказала, что она сдавала экзамен честно, а листок из конспекта Алёны обронила случайно. И вот ведь какая! Даже не извинилась перед Алёной.

Следом за Алёниным письмом пришло письмо из Сысерти от Ии.

Подружка пишет:

«Люсенька, милая, здравствуй! Большущее спасибо тебе за письмо! Алёне я тоже ответила и вот отвечаю тебе.

Люция, общение с природой – это хорошо, но и подлечиться тебе не мешает. Так ведь?

Люся, я так мало купаюсь и загораю, просто ужас. Правда, увеселительные (ой, чернила в ручке кончились и не могу найти их – пишу дальше карандашом) заведения – кино, танцы и т. д. – я посещаю, но не очень часто. (…)

Наши сдали органику, кроме Татьяны Кушмановой (опять отказалась), не были совсем Азарова и Грехова. Нину Попкову Есафов жучил 2 часа и довёл до слёз, а Люське Букиной поставил даже 4, она, конечно, всё списала.

Нынче здесь, в Сысерти, мы часто встречаемся с классом (человек 8). Мы устраивали в лесу кир с ночёвкой, ездили на лодке, разводили костёр, потом ходили к Зое Николаевне (нашему классному руководителю), ходили в кино и на танцы.

Я до сих пор, Люся, не сшила себе платье, не начинала ещё заниматься по физхимии, немного читаю художественную литературу.

С кем ещё переписываешься? Нэли´на на днях подцепила молокососа какого-то на танцах и пошла с ним в кино, так как у неё не было денег.

Дома у нас идёт строительство, очень часто сопровождающееся пьянкой. Надоело!

До свидания, Люся! Пиши, целую. Ия».

Ие по болезни перенесли экзамен по физхимии на осень. Ниночке Попковой Есафов поставил было, «неуд.» для которой остаться без стипендии было смерти подобно, так как она жила на одну стипендию. Мы всем курсом ходили к декану Марии Андреевне и просили разрешить Нине пересдать экзамен по органике во время сессии, а не переносить на осень. И Есафов согласился принять экзамен у Нины повторно, но «жучил два часа».

Первые дни в Миассе я отсыпалась дома, читала Есенина. Мама, жалея меня, закрывала окно ставнями, и я, бывало, спала весь день. Помню, однажды проснулась и увидела, что мама застилает свою постель в их с папкой комнате. Я радостно воскликнула:

– О, доброе утро! Наконец-то я встаю вместе с вами!

А мама:

– Какое доброе утро? Уже вечер. Мы с папкой спать ложимся. )

И вот записываю в дневнике:

«25 июля 1960 г. Встретила Рэю и Лиду. Видела Зою Павловну с Ниной. Хоть и прошло три года, изменились мы не много.

Теперь я не буду одна. Эх, как бы нам, «аковцам» и «бэковцам» вместе собраться! И чтоб Витя Кириллин спел, а Гена Хальзов сплясал. Немыслимое это дело. Расходятся пути-дороги. Большинство – студенты. Рэя с Лидой ахают, что я уже на четвёртый курс перешла.

Да уж: вот уже четвёртый курс, и учиться хочется с блеском, но как только придёшь на химфак, вдохнёшь мёртвый воздух – так и хочется перекреститься, как в склепе. Всякие желания и благие намерения погибают в зародыше. И не воскресают они даже от горячих возгласов Есафова.

Ну почему так? «Мёртвые вы какие-то»– говорят нам преподаватели. Но ведь мы из разных мест, учились все в разных школах, а здесь одинаково все – мёртвые. Нынче мне нужно перестроиться и серьёзно подналечь на учёбу».

«31 июля 1960 г. Ай-яй-яй! Что я натворила вчера после танцев. Ай-яй-яй! С точки зрения морали поведение моё было легкомысленным, но я не думала о морали. Конечно, есть опасность распуститься, но если всего бояться, то перестанешь быть человеком. Важнее – уметь остановиться и сказать себе: «Стоп! Дальше нельзя». Так что иногда можно простить себе легкомыслие».

«1 августа 1960 г. Вчера снова было ай-яй-яй и даже ай-яй-яй-яй-яй-яй! Сегодня в наказание буду заниматься».

С кем было ай-яй-яй – не помню. Я долгое время, будучи вполне зрелой девицей, была зажатой и не склонной к амурным приключениям. Как только я стала петь в университетской капелле, моя зажатость стала уходить от меня, потому что на репетициях, гастролях, на знаменитых наших «капустниках» витал всеобщий дух фривольности, шутливых пикировок, лёгких ухаживаний ребят за нами, девчонками. И дома в Миассе после скучных дней на меня вдруг напало настроение безбашенности, и после танцев я уже целовалась с ребятами в парке…

Как видно из дневника, я ещё и не начинала готовиться к осеннему экзамену по органической химии.

«2 августа 1960 г. День был очень