Три истории на моих поминках - Евгения Захарчук

барахло из офиса. Упаковать вещи, раздать книги, которые я не хочу везти с собой. Найти жильцов в свою квартиру, заключить с ними договор. Сходить к нотариусу за доверенностью. Устроить прощальную вечеринку с друзьями, на следующее утро убраться в квартире после вечеринки, тем же днем пригласить на обед всю семью, свою и мужа, после — еще раз убраться в квартире.

Боже.

Пока я сидела в очереди к нотариусу, бабушка позвонила и сказала, что я должна съездить на могилу к маме. Я отмахнулась, что мне некогда. Бабушка переживала, что я совсем не езжу на кладбище.

Нет, иногда я ездила. С бабушкой и дедушкой за компанию. Раз в пару лет. Потому что им это было важно, а мне было важно быть хорошей и не расстраивать их. Я никогда не ездила на кладбище одна. Я вообще смутно помнила, куда ехать. Однажды бабушка позвонила мне ночью и начала подробно описывать, как добраться до маминой могилы, чтобы я рисовала схему на бумажке под диктовку. Доезжаешь до северного входа. По главной дороге до огромного белого памятника с армянином во весь рост. Сворачиваешь. Дальше не помню. Схему я потеряла. Через неделю после этого звонка я случайно узнала, что бабушка тогда тайком от меня на пару дней ложилась в больницу. Биопсия показала, что опухоль доброкачественная, можно не переживать. Если бабушка мне не соврала.

Наверное, бабушка должна была сказать прямо, что им тоже хочется съездить на кладбище в этом году. Тогда я бы позлилась, пораздражалась, но как-нибудь впихнула бы кладбище в свой график.

На самом деле на кладбище мне просто не хотелось. Вместо кладбища я поехала в Чертаново, на улицу, где я жила первые девять лет своей жизни. До тех пор, пока мама не умерла и я не переехала к бабушке с дедушкой.

В Чертаново мы с мамой и папой жили на первом этаже панельного дома типовой серии II-68-01/16ю-2/78, в коммунальной квартире.

Сначала из трех комнат нам принадлежала только одна, самая маленькая, девять квадратных метров. В доме постоянно что-то было не так: стены в туалете пропитывались влагой сантиметров на тридцать от пола, мама рассказывала, что периодически на первый этаж заливалась вода из канализации, а из подвала могли прибегать крысы. Однажды загорелась проводка, отец выбивал окна и помогал всем выпрыгивать на улицу. Где-то на этом этапе сдалась и съехала первая соседская семья: вторая комната, тринадцать квадратных метров, досталась нам.

Семья Носовых (мать, отец и дочь-подросток) занимала самую большую комнату, и я никогда не была у них в гостях. Мы делили общую прихожую, санузел, ванную и кухню. Кухня была рассечена невидимой линией на две части, и у каждой из семей все было свое: своя мебель, свои холодильники, свои столы. Никогда в жизни мне не пришло бы в голову открыть дверцу их холодильника или порыться в их шкафах. Территория соседей была неприкосновенной.

Взрослые постоянно говорили о том, кто в каком году встал в очередь на улучшение жилищных условий. Все пытались придумать, как получить квартиру от государства побыстрее, делились историями друзей, прописывающих по десять человек в одну комнату. Но квартиры от государства никто из них не получал. Слышалось только: «стою в очереди уже семь лет», «глупая бабка подохла, теперь нас трое всего в этой комнате прописано, лет десять очереди нам накинула». Единственным действенным способом перестать жить в коммунальной квартире было вытеснить из нее соседей.

Этим и решил заняться мой отец. Подвыпив, он избил соседа. Уже через три дня Носовы собрали вещи и съехали навсегда. Квартира на первом этаже панельного дома типовой II-68-01/16ю-2/78 района Чертаново Центральное перестала быть коммунальной.

Потом в ней заболела мама. Умерла. Квартиру решили продать. Десятилетняя, я помогала риелтору показывать квартиру потенциальным покупателям: молодой паре, они ждали ребенка. Я носилась из комнаты в комнату, рассказывая, как у нас все было устроено. Квартира им понравилась. Они обсудили, что надо обновить пол, побелить потолок, поменять обои, купить новую кухню. Переложить плитку в ванной. Ну в общем, сделать небольшой косметический ремонт, никаких капитальных вложений, радостно подвел итог риелтор. «Они здесь все переделают», — в ужасе думала я. Надеялась, им не дадут ипотеку. Ипотеку им дали. Они купили нашу квартиру.

Я до сих пор постоянно оказываюсь в этой квартире в своих снах. Сомневаюсь, что ключ подойдет, но он всегда подходит.

Экскурсоводка по Чертанову из меня получилась бы самая бесполезная.

Видите эти деревянные мостики на прудах? В моем детстве здесь была пластиковая сине-желтая детская площадка — продактплейсмент больше не существующего магазина «Седьмой континент». Сюда мы убегали играть с мальчиком, который был в меня влюблен в начальной школе. В пятом классе он начал курить, когда узнал, что я ушла из школы и переехала в другой район — неожиданно, без прощаний и объяснения причин.

Вот это Битцевский лес, здесь новости из телевизора встречались с реальностью, я боялась сюда ходить из-за битцевского маньяка.

Это перекресток, на котором бабушка нашла меня, когда я потерялась, хотя на самом деле сидела дома у Леры.

Рядом — отделение милиции, в котором папа давал взятки, когда избивал соседа или маму, чтобы не заводили дело.

Мой дом и его важные приметы: лавочка у входа в подъезд, где раньше сидели местные бабки, шпионившие за соседями, балкон моей бывшей квартиры.

На месте рынка «Ашхабад», где мы с мамой брали свежий хрустящий лаваш у армян, пока ждали автобус до дома, построили торговый центр, обитый ярко-зеленым сайдингом. Помещение хозяйственного магазина у моего дома поделили «Пятерочка» и отделение «Озона».

Один из малых бизнесов времен девяностых выжил. Из единственного магазина поблизости, в который меня посылали за сметаной и хлебом, он превратился в неказистый продуктовый на задворках «Пятерочки», теперь хлеб и сметана здесь только маскировали преобладающие стенды с пивом в полуторалитровых бутылках.

Магазин интересовал меня сильнее кладбища. Но бабушку с дедушкой кладбище впечатляло сильнее магазина. А я проделала весь этот путь, унижалась в рижском обменнике, провела ночь в автобусе и на границе без паспорта, сутки добиралась в Россию ради поминок. В этот раз все будет образцово.

Вызывая такси для нас с бабушкой и дедушкой, я удивляюсь незнакомому китайскому названию машины. Водитель слушает «Камеди-радио» все полтора часа дороги, а я стесняюсь попросить его переключиться на другую волну.

Чтобы дойти до маминой могилы, нам приходится пробираться через слякоть земляных тропинок и протискиваться между грязными ржавыми заборами вокруг чужих участков.

Наш участок завален жухлыми листьями. Этой осени,