Книга Гусыни - Июнь Ли

Я вздохнула. Месье Дево был жалким человеком, но не заслуживал такого ужасного конца.

– Он попросил меня стать его любовницей, – сказала Фабьенна.

– Но… но… он старик! И вдовец!

– Забавно, правда? – медленно произнесла Фабьенна. – Я же говорила тебе, что вдовцы бывают странными. Им нужно чем-то себя занять.

Значит, отец Фабьенны был не самым плохим вдовцом.

Возможно, если бы месье Дево начал пить, он почувствовал бы себя лучше.

– Я думала, как раз поэтому мы и попросили его помочь нам написать книгу, – сказала я. – Чтобы ему было чем себя занять.

– Но теперь он хочет большего.

– Мы можем отдать ему деньги, которые издательство заплатило за книгу.

Фабьенна повернулась ко мне и коснулась моей щеки тыльной стороной ладони.

– Аньес, бедняжка, вижу, Париж не прибавил тебе ума.

Нежность ее жеста меня разозлила. Что с ней не так?

– Видишь ли, – объяснила она, – месье Дево хочет не денег. Он сказал, что мы с ним можем стать любовниками, вместе писать новые книги и публиковать их под твоим именем. Он сказал, что это будет выгодно каждому из нас троих, а никому другому об этом знать не обязательно.

– Но ты же не хочешь, чтобы он был твоим любовником? – спросила я.

– С этим я еще не определилась, – ответила Фабьенна. – Я не могу решить. Может быть, в его предложении что-то есть.

– Он мерзкий. Если ты хочешь завести любовника, это должен быть кто-то моложе и красивее, – не вполне искренне возразила я.

Более молодой и красивый мужчина вроде привлекательного почтальона, которого мы придумали в нашей второй книге, был еще более абсурдным вариантом, чем месье Дево. Нам не нужны были никакие мужчины – ни старые, ни молодые, ни уроды, ни красавцы.

– Мне не нужен любовник, – сказала Фабьенна. – Но, может быть, не помешает попробовать.

– Ты бестолочь, – выпалила я, внезапно придя в ярость.

Она рассмеялась:

– Ну нет, это не про меня. Бестолочь – это ты. Подумай об этом. Месье Дево безобиден. Что такого он может мне сделать?

– Но разве ты не хочешь, чтобы у тебя был настоящий парень, а не старик?

– Не хочу. А ты?

– Конечно нет.

– Ну вот, – сказала она. – Не такой уж плохой шанс, чтобы попробовать что-то новое, понимаешь? Это может пригодиться, когда мы будем писать следующие книги.

Мне захотелось, чтобы месье Дево умер. Несправедливо, что Жан, у которого никогда не было девушки, умер таким молодым, а месье Дево, старик, живет себе и живет. Я запустила камешком в пару птиц, щебетавших на дереве, но камешек пролетел недостаточно высоко. Фабьенна выбрала камень побольше и прицелилась. Птицы разлетелись в разные стороны.

– Я сказала ему, что сообщу о своем решении после того, как ты вернешься, – сказала она.

– Пошли его к черту, – посоветовала я.

Она покачала головой.

– Тебе не интересно, о чем я думаю?

– Что месье Дево не боится, что кто-то узнает, что он хочет, чтобы ты стала его любовницей?

– Не об этом, – ответила Фабьенна. – А о том, что он предложил это мне, а не тебе.

– Мне? Да он меня терпеть не может, – сказала я.

– Мужчины вроде него не брезгуют никакими девушками.

– Тогда почему он не предложил это другой девушке?

Мне было бы все равно, какую девушку или женщину захочет месье Дево, лишь бы не Фабьенну или меня.

– Если бы он предложил это тебе и если бы твои родители узнали, они бы усложнили ему жизнь. Так поступили бы родители большинства девочек, но не мой отец. Ему все равно. Если бы другие узнали, то сказали бы, что половина вины лежит на мне. Никто бы меня не пожалел.

– Неправда, – возразила я, только чтобы ее утешить.

– Правда. Никто не жалел Джолин, помнишь? Но не волнуйся, мне не нужно ничье сочувствие.

– Почему бы нам не переехать в Париж? – спросила я.

– В Париж? По-твоему, это возможно?

Я не могла решить, дразнит меня Фабьенна или проверяет.

– Да, – ответила я. – На следующей неделе сюда приезжает фотограф. Может быть, нам удастся его об этом спросить.

– Фотограф? Зачем он хочет приехать?

– Не знаю, – ответила я. – Думаешь, стоит рассказать месье Дево?

– Придется, – вздохнула она. – Пусть лучше узнает об этом от меня, чем от других.

Я заметила, что она не сказала «от нас». Уж не собирается ли она пойти к месье Дево без меня?

– Видишь ли, пока я не приму решение, нужно с ним дружить, чтобы он продолжал молчать.

– Или мы можем перестать писать книги, – предложила я. – Если он расскажет людям правду, что с того? Мы можем забыть о нем и о фотографе.

– Тогда как мы попадем в Париж? – спросила Фабьенна.

– Должны же быть другие способы.

– Какие, например, Аньес?

Я покачала головой. Решение проблем было не по моей части.

– Есть ли другой способ заставить его молчать? – спросила я.

– Он может умереть. Может быть, он скоро умрет. Он ведь старик, понимаешь?

Я посмотрела на Фабьенну, а она откинулась на траву и смотрела в небо: в нем не было ни облачка, которым можно было бы любоваться. Теперь я жалела, что подала ей идею убить месье Дево.

♦

Помню, давным-давно, еще до того, как Фабьенне пришла в голову идея вместе написать книгу, мы говорили о страхах. Мы лежали на берегу реки в один из тех летних дней, когда мы жили в мире, созданном нами двумя.

– Чего боятся и люди, и мы? – спросила меня Фабьенна.

– Большинство боятся смерти, – ответила я.

– Но не мы, – уточнила она.

– Не мы, – согласилась я. – Некоторые девочки из школы боятся скорпионов.

– Кто? – спросила Фабьенна. – Я могу поймать несколько скорпионов, а ты положишь им в портфели.

«Это грозит мне неприятностями», – подумала я.

– Я знаю, чего все боятся, – сказала я. – Слепоты.

Фабьенна некоторое время молчала, а затем закрыла глаза. Я смотрела на пятнышки солнечного света на ее бледных веках.

– Возможно, это не так плохо, как ты думаешь, – проговорила она.

Я накрыла ее глаза ладонями, полностью заслонив солнце.

– Для слепого все еще темнее, – сказала я.

– Откуда ты знаешь? Ты никогда не была слепой.

– Ну, я слышала от людей, что, когда ты слепой, мир темен.

– Я думаю, глупо верить людям. Они чего только не говорят, а сами ничего не знают, – заявила Фабьенна. Она надавила на мои ладони и с силой прижала их к своим глазам. – Это не так уж плохо. Со временем мы бы привыкли.

– Весь мир показался бы мне минным полем, – сказала я. – И я не могла бы сделать ни шагу.

– Нет, наоборот, – возразила она. – Ты