Книга Гусыни - Июнь Ли

– Разве ты не видишь, что мы можем включить это в нашу следующую книгу?

– Это… Ты имеешь в виду сегодняшний вечер?

– Да, а почему бы и нет? Подумай об этом так: все, что происходит в нашей жизни, нереально, пока мы это не запишем.

– Как по-твоему, что будет с месье Дево? – спросила я. – Вдруг он расскажет обо всем не так, как мы?

– Это не важно, – ответила Фабьенна. – Все пошло не по плану, но обернулось просто отлично.

♦

На следующий день Жана похоронили. Месье Дево выпустили еще до обеда. Месье Мейнен сходил домой к Фабьенне и поговорил с ее отцом, но не рассказал ему, что произошло или могло произойти. Никто не хотел, чтобы после ночи, проведенной в баре, отец Фабьенны заявился в дом месье Дево с топором. Вместо этого месье Мейнен спросил, есть ли у них родственницы, у которых Фабьенна могла бы пожить.

– Он сказал, что мне пойдет на пользу влияние женщины постарше, – сказала Фабьенна в тот же вечер, когда мы пошли на кладбище.

Я показала ей могилу Жана, и мы легли рядом с участком свежей земли, на надгробие, на котором были высечены имена моих дедушки и бабушки – его имя выше и крупнее, чем ее.

– И что сказал твой отец?

– Ему не к кому меня отправить, – ответила Фабьенна. – Он не может позволить себе меня потерять. Кто будет готовить ему и моим братьям, если я уеду?

– Твой отец спросил, почему месье Мейнен решил с ним поговорить?

– Если кто-то заговаривает с ним до того, как он дорвется до выпивки, он думает только о выпивке. А после… Ну, ты знаешь, каким он становится.

– Но у тебя есть какие-нибудь родственницы? Например, тетя или кузина? – спросила я.

Мне хотелось убедиться, что ее некуда отправить.

– Наверное, найдется кто-нибудь, если поискать, но кому это надо? Я и сама могу о себе позаботиться, – ответила Фабьенна. – Что? Чего ты так смотришь? Надеешься, что меня отошлют?

– Нет, – сказала я. – Но нужно придумать, как им помешать. Например, можно на время пригласить кого-нибудь из твоих кузин или теток пожить здесь.

Фабьенна коснулась моего лица тыльной стороной ладони.

– Что? – спросила я.

– Мне часто хотелось знать, каковы на ощупь лица взрослых, когда они несут ерунду, – ответила она. – Теперь я знаю.

– Я не несу ерунду.

– Ты рассуждаешь как взрослая, – сказала Фабьенна. – У тебя от этого грубеет кожа.

Я дотронулась до своей щеки и ощутила гладкую прохладу.

– Письмо, которое я написала тебе из Парижа, – сказала я. – Ты его читала?

– Что там такого, чего я еще не знаю? Мы видимся каждый день.

Этого я и боялась. Это было первое письмо, которое я написала в своей жизни. Возможно, не отправлять письмо по почте – плохая примета. Письмо, написанное, чтобы напомнить получателю об отправителе, должно прийти, когда отправителя нет рядом. Слова в письме, в отличие от сказанных, не растворяются в воздухе. Но мое письмо Фабьенне оказалось бесполезным. Она даже не потрудилась его прочитать.

Фабьенна склонилась надо мной.

– Посмотри, как ты сдвинула брови, – сказала она. – Я тебя просто дразнила. На самом деле я его прочитала.

– Правда?

– Если тебе хочется в это верить. Или, может быть, огонь для готовки прочитал его за меня. Тебе не кажется, что месье Дево нужно взять в ученики огонь? Он бы поглощал любую поэзию или философию, которую месье Дево захочет преподавать.

Я почувствовала себя несчастной. Мне не суждено было узнать истинную судьбу моего письма.

– Что ты думаешь о том, чтобы вместе переехать в Париж?

– По-твоему, это возможно?

– Почему бы и нет? Я уже познакомилась там с несколькими людьми. Они мне нравятся. И мне нравится Париж.

Где-то ухнула сова, и Фабьенна ухнула в ответ. У нее хорошо получалось подражать птицам и другим животным. Я не умела ни блеять, как ягненок, ни мычать, как корова. Я не могла даже убедительно залаять, чтобы подманить собаку.

– И где бы мы стали там жить? – спросила Фабьенна после того, как сова ухнула в ответ. – Что бы стали там делать? Вряд ли в городе можно пасти коров и коз, не так ли? Что ты скажешь родителям – что уезжаешь в Париж зарабатывать на жизнь своим пером? Что я скажу отцу? Что собираюсь работать на фабрике?

– Ты могла бы стать смотрительницей в зоопарке…

– Сколько в Париже зоопарков?

– Не знаю, – ответила я. – Но первое время мы могли бы жить бы в Париже на деньги, которые нам платит месье Шастен. А с остальным разобрались бы позже.

– Ты начинаешь рассуждать как я, – сказала Фабьенна. – С той разницей, что, когда я говорю, что с чем-нибудь разберусь, у меня есть план. А ты только научилась говорить моими словами, но на самом деле понятия не имеешь, как все устроить.

♦

Через неделю приехал фотограф месье Базен, и мне сразу показалось: он разочарован тем, что я надела наряд, который мадемуазель Бовера купила мне в Париже. «Нет, – сказал он, – это не то, что нужно». Он велел переодеться в школьную форму и попросил отвести его в школу. Мадам Луазель, директриса, тепло приняла месье Базена. Она сказала ему: для нее большая честь, что ее школа воспитала маленькую писательницу. В последнее время она прониклась ко мне расположением, хотя раньше не обращала на меня особого внимания. Я никогда не заискивала перед учителями, но и не доставляла им хлопот. Теперь я перестала быть заурядной и незаметной. В глубине души я упивалась вниманием, которое мне оказывали, хотя по-прежнему не поднимала глаз и скромно улыбалась.

В школе месье Базен попросил меня позировать для нескольких снимков: стоя у школьных ворот с учебниками, прижатыми к груди; сидя за партой и подперев руками подбородок; вися вниз головой на брусьях; прогуливаясь вокруг школы с открытой книгой – моей книгой. Я впервые увидела ее, но прежде чем успела рассмотреть, месье Базен забрал ее и сказал, что мы вернемся на ферму, где более естественный антураж.

К тому времени слух о приезде фотографа уже распространился, и сбежалась ватага маленьких детей, которые принялись донимать месье Базена вопросами и просьбами сфотографировать их. Когда к нам приезжал американский парень Джолин, то он всегда заранее запасался жевательной резинкой и шоколадками. Месье Базену пришлось обратиться за помощью к наблюдавшим за нами взрослым, и один из них позвал месье Мейнена, чтобы тот угомонил детей.

Моя мать выдала месье Базену резиновые сапоги, чтобы ходить по навозу и грязи, и поставила его кожаные ботинки, уже запылившиеся после прогулки у школы, в самый чистый