Кержачка - Альберт Сергеевич Яковлев

его позавчера. Он снял со станка Переметова только что выточенную шестеренку и, подбрасывая ее на ладони, что-то говорил Игорю… У Павлика такие сильные и теплые руки, нежно и необидно умели они прикасаться к Тамаре. А глаза у него сейчас грустные… А раньше они разве были грустные? Тамара помнит сумасшедше-отчаянный блеск их в тот поздний вечер, когда Павлик в первый раз целовал ее…

В тот памятный черемушным цветением и ее девичьим счастьем вечер она стала женой Павлика. И никто не знал об этом. Да и кто бы поверил, что «кержачка», которая и улыбаться-то, кажется, не умеет и которую с парнями-то никогда не видели, вдруг очертя голову, не дожидаясь свадьбы, бросится на шею какому-то Курасову! Но так случилось… И решила она, а не он!

В форточку, через приоткрывшийся ставень, сыпанул мокрым холодом осенний ветер. И точно в ответ мигнул «грибок». Желтый круг на мгновение растаял в темноте и снова вспыхнул, осветив матовые плечи женщины, разметанную на белоснежной подушке мягкую косу. Зябко поежившись, Тамара натянула до подбородка мягкое одеяло и приказала себе: «Спать!»…

Спала она неспокойно. Ей снился пожар. Загорелся Новочуртанский магазин, где в широкой блестящей витрине выставлен велосипед и девочка-кукла, посаженная на седло, без устали крутит педали. Языкастое, беспощадное пламя уже подбиралось к витрине, к девочке, и вот-вот, казалось, вспыхнут ее тоненькие косички, платье… Вдруг девочки не стало, — а на месте ее Тамара. Она не может оторвать ног от педалей, и они крутятся, крутятся… Ей страшно — огонь жжет, ей хочется кричать, но она не кричит, потому что с другой стороны улицы смотрит на нее Иван Евгеньевич Гопак. Кивая на витрину и смеясь, он говорит кому-то, кажется Жене: «Кукла! Что захочу, то и сделаю. Захочу — сгорит!..»

Полыхнуло перед глазами что-то ослепительно красное. Огонь? Смерть?.. Успокойся, Тамара! Это блеснул в руках Павлика тот самый нарядный огнетушитель. Значит, спасена! Сильный и добрый Павлик обязательно спасет ее. Только у него очень грустные глаза… Очень-очень!

XX

Жаловаться на Гопака Тамара не пошла. Просто она считала это бесполезным: ни один человек, кроме Жени, — а Женю уже не назовешь человеком! — в свое время не видел Тамариных эскизов.

Не подошла она и к Павлику, хотя с каждым днем ей становилось труднее и труднее переносить разрыв. Кержацкая гордость не позволяла подойти. По своему правилу продолжала жить Тамара: «Пересолю, да выхлебаю!»…

Как-то в столовой очередь за ней занял Игорь Переметов. Тамара сразу же хотела уйти, попуститься и обедом. Думала, что Переметов не удержится от насмешек… Ошиблась. С минутку помолчав, — это, конечно, для Игоря подвиг! — он совершенно серьезно и, чтобы не прислушивались другие, негромко спросил:

— Как живешь, Томка?

Тамара покраснела и только слабо улыбнулась в ответ. Переметов, сделав вид, что не заметил смущения женщины, продолжал участливо:

— Юрча как? Растет, ясное дело, пацан? Молодец он. Хочу посмотреть его… Можно, зайду как-нибудь?

— Заходи…

Еще больше удивилась Тамара, когда на одной из пересменок к ней подскочила Симка Тарабеева. Поправляя ладошками пушистый венец волос и ласково вперив в бывшую соперницу огромные, с блюдца, глаза, она сообщила:

— Тебя Поставничев приглашает. Зайди, пожалуйста!..

Зачем она понадобилась парторгу, Тамара никак не могла понять. Не сразу поняла, когда зашла уже в партийное бюро, когда уже и разговор начала с Поставничевым.

— Ну-ка садись, рассказывай, как живешь, хлеб жуешь? — схватив Тамару под руку и усаживая на диван, потребовал он. — Все рассказывай, давно мы с тобой не сидели!..

Тамара пожала плечами:

— Что рассказывать-то? Не знаю я…

— Сын как? Сама как? Мужик твой что поделывает?

Тамара, все еще растерянная, сказала две-три фразы и замолчала. Не знала, что дальше говорить. Поставничев рассмеялся:

— Ладно уж!.. Я тебя, знаешь, по какому делу позвал? Посоветоваться хочу. Курасова думаем в партию принимать… Как считаешь?

Тамара вскинула на парторга удивленные глаза. Чего, чего, а этого они никак не ожидала. Беспартийная она и какое может иметь отношение к таким делам!..

— Чего смотришь? Ну чего? Давай свое мнение. Ты жена ему, знаешь лучше других, вот и докладывай!

Тамара продолжала молчать, сидела уткнувшись локтями в коленки и не поднимая головы. Будь этот разговор неделю назад, она бы ответила коротко, что-нибудь вроде: «Ваше дело — вы и решайте!» А сейчас она сидела и молчала. В коленках от нажима острых локтей (похудела за последнее время) стало уже больно.

— Так стоит принимать?

— Стоит.

— А я вот думаю, что не стоит…

— Почему? — Тамара теперь даже испугалась. Хватит Павлику и той беды, что она натворила… — Что вы? Обязательно надо!..

— Дома-то у него непорядок!

— Не он виноват…

— Кто же тогда?

Поставничев уже не шутил. Голос у него стал строгим. И даже когда он поднимался с дивана и, нервничая, прошелся по кабинету, где столы по-прежнему застланы выцветшими лозунгами, даже хромота его показалась Тамаре значительной, сразу напоминавшей о схватках старого кузнеца с металлом.

— Я виновата. Честное слово, я! Вот послушайте…

Обо всем рассказала Тамара. Обо всем, без утайки… Поставничев слушал внимательно, но чувствовалось, что многое ему уже известно. Он сидел напротив на стуле и время от времени согласно кивал — тогда Тамара замечала розовую прогалинку в седом его ежике. Занервничал снова он только в том месте рассказа, где речь пошла о «пчелке»: Тамара не удержалась и, кроме семейных дел, посвятила парторга и в эту историю.

— Н-не-годяй! — загремел он стулом. — Авторитет пошатнулся, так вот на чем решил выехать! Ну-ну!..

Успокоившись, попросил:

— А теперь расскажи, что это за «пчелка» твоя… На вот листочек — рисуй!

Набросать «пчелку» на бумаге — дело пустячное, гораздо труднее было выдумать ее… Через несколько минут эскиз лежал перед Поставничевым.

— Так, так, понятно… Дальше? Оч-чень интересно!.. Послушай-ка, Курасова, — неожиданно оторвался он от листка. — А приспособление-то знакомо мне. Муж твой показывал, он уж и внедрил, кажется… Да-да точно! Вместе с Чекиным внедрял…

— Павлик?!

Что такое? Тамара и не понимала, и понимала что-то… и все-таки…

Неужели Павлик видел эскизы, спрятанные под линялой клеенкой? И неужели ее «пчелка» работает?.. Конечно, «пчелка» работает. Неделю назад Тамара сама видела, как старик Чекин, поблескивая круглыми очками, устанавливал приспособление на станок Сеньки Лобанова. Тогда еще, вспомнив Гопака, Тамара чуть не застонала от досады… А Чекин? Старик сказал ей: «Я, Антипина, зуб на тебя не держу, за статью твою… Правильная статья». Да, так сказал. Только к чему это? Пораженная тем, что ее, уже как разведенку, назвали девичьей фамилией (не догадалась глупая, что просто перепутал старый человек!..) Тамара так