Вдали от обезумевшей толпы. В краю лесов - Томас Гарди

ее жизни, полной метаний и игры страстей. Поместье принадлежало ей пожизненно и перешло после смерти к родственнику мистера Чармонда, который знать не хотел молодую супругу престарелого торговца железом при жизни и решил, кажется, вытравить даже самую память о ней.

Ясным февральским днем, веселым Днем святого Валентина, миссис Фитцпирс получила обещанное когда-то письмо.

Ее муж писал, что живет в одном из дальних городков, где купил место помощника врача. Его патрон, из сельских эскулапов, имеет чудовищное представление о медицине, но ничего с ним поделать нельзя. Он решил в этот день влюбленных написать Грейс и спросить, не согласится ли она вернуться к нему, если он купит хорошую практику, которую приглядел поблизости. На этом кончалась прозаическая часть письма. Далее шли излияния:

«Последний год, дорогая моя Грейс, обожаемая жена недостойного мужа, сделал меня старше и мудрее на десять лет. Тебе, может быть, безразлично то, что я пишу, и все-таки не могу не писать: никогда в жизни не любил ни одной женщины, здравствующей или уже почившей, сильнее, чем люблю тебя. Я преклоняюсь перед тобой и глубоко тебя уважаю. И я никогда не верил (строго говоря, это было неправдой) тому, что ты однажды сказала мне в минуту досады и уязвленного самолюбия, но, если бы и поверил, это не уменьшило бы моей любви к тебе. Нужно ли писать – увы, наверное, не нужно, – что я мечтаю о твоих розовых губках каждый миг моей жизни, что знакомый шорох твоих юбок то и дело слышится мне, и это сводит меня с ума.

Если согласишься встретиться со мной, ты вдохнешь жизнь в ходячего мертвеца. Моя чистая, святая Грейс, невинная горлица, неужели было время, когда я мог прижать тебя к груди? Мне невыносима мысль, что в День святого Валентина, покровителя влюбленных, ты не вспомнишь обо мне. Хоть с ненавистью, но вспомни. Можешь считать мою просьбу причудой, любимая и потерянная жена; но ведь

                            В своей любви утонченна природа —

                            И вот она шлет драгоценный дар

                            Вослед тому, что любит[49].

Не буду больше докучать тебе. Прошу только об одной милости: напиши две строчки, что согласна повидаться со мной, хотя бы ненадолго. Мы встретимся и расстанемся как простые знакомые, если ты согласишься осчастливить меня и позволишь сказать несколько слов о своей любви и своих надеждах. Знай, что бы ты ни делала и ни думала: я люблю тебя. Твой верный раб (а когда-то муж)».

Как ни странно, но это письмо было первым любовным посланием Фитцпирса жене, поскольку все время до свадьбы они ни разу не расставались. Его эпистолярный слог был новостью для Грейс. И надо сказать, он ей понравился. Главный же интерес письма заключался в том, что свидание, упоминавшееся Фитцпирсом, могло наконец разрешить сомнения Грейс о степени ее виновности в смерти Джайлса. Совет знающего человека – и видевшего к тому же Уинтерборна в последние минуты – был бы для Грейс даром Небес. Что же касается признания, сделанного ею под влиянием минуты, чтобы досадить обидчику, то прежде она считала его чуть ли не подвигом, а теперь была готова немедленно отречься от своих слов, ибо, как бы ни было оскорбительно такое признание для нее, оно куда сильнее оскорбляло память Джайлса.

Не сказав ничего отцу о письме, да и никому во всем доме, Грейс написала ответ. Она соглашалась встретиться с Фитцпирсом на двух условиях: местом встречи будет холм Хайстоу, и придет она в сопровождении Марти Саут.

Было ли любовное послание Фитцпирса только произведением искусства, или рукой его водило истинное чувство, но, получив ответ Грейс, он ощутил такой восторг, какой может вызвать только весеннее пробуждение природы; многие годы не испытывал он ничего подобного, точно к нему опять вернулась юность. И он немедля ответил, что принимает условия Грейс, и оговорил день и час, когда будет ждать ее в условленном месте.

В три часа без нескольких минут поднимался он в назначенный день по небезызвестному холму, который не раз лицезрел героев этого повествования в критические минуты их жизни.

При виде знакомых мест сердце Фитцпирса сжалось; сожаление о прошлом ни на секунду не покидало его все последние дни. Каким бы ни открывалось для него будущее, Хинток с его умиротворяющей душу сенью лесов был заказан для него навсегда.

Он страстно жаждал общества Грейс, но сначала нужно было возложить жертву на оскверненный алтарь. Покуда искупительная жертва не будет принята, он не может настаивать на возвращении Грейс. А тем временем он должен дать ей понять, что она сама вольна решать, вернуться к нему или расстаться до конца дней.

К тому же Фитцпирс был гурманом по части чувств: с наслаждением ощущал он в своей душе доселе неведомые ему печали и радости, и не хотелось ему сейчас расставаться с ними. А предложи он Грейс немедленно нарушить установившийся статус-кво, и следа не останется от этой экзотики. Быть рабом ее милых фантазий – большего он пока не требовал и утешался ощущением той сладостной боли, которую она причинила ему.

Приближаясь к холму и находясь в вышеописанном состоянии духа, Фитцпирс увидел двигавшуюся навстречу процессию, в которой тотчас угадал свадьбу. Хотя ветер дул довольно холодный, женщины были в легких нарядах, а жилетки мужчин пестрели ярким, веселым узором. Каждая молодушка прижималась к своему партнеру так тесно, точно желала слиться с ним воедино, чтобы взмах руки, походка и самый центр тяжести – все было общее.

В невесте Фитцпирс не без тайной радости признал Сьюк Дэмсон, походившую в легком подвенечном платье на прелестную великаншу, рядом с ней мальчиком с пальчик семенил ее жених Тим Тенге.

Фитцпирсу не удалось избежать встречи – его заметили. Из всех красоток мира он менее всего хотел бы видеть сейчас Сьюк. Но делать нечего, и Фитцпирс бодро поспешил навстречу веселившимся хинтокцам, которые, как он мог догадаться, взахлеб обсуждали сейчас его разрыв с Грейс. Процессия приблизилась, Фитцпирс приветливо поздравил новобрачных.

– Свадебная прогулка по окрестным приходам. Были уже в Большом Хинтоке, теперь пойдем в Ревеллерс-Инн, оттуда в Мартвуд, а там домой. Хотя дома-то у нас, можно сказать, и нет. Месяца через два мы уедем из Хинтока насовсем.

– В самом деле? Куда?

Тим ответил, что они едут в Новую Зеландию. Не потому, что Хинток надоел: так хочет жена, ей скучно жить в такой глухомани, – ну он и согласился.

– Что ж, всего вам хорошего, – сказал Фитцпирс. – Мы уж,