Девушка с кувшином молока - Маттиас Роземонд

переставляя огромные ножищи. Я видела его только со спины. Он сутулился, словно затруднялся удерживать свое длинное тело прямо, так что чем-то смахивал на гуся. То есть нет, скорее на марионетку – существо, которое пытается копировать людей, забывая просто быть человеком. Когда он обернулся, я разглядела светлые глаза, ту самую усмешку, отсутствующий взгляд. Достаточно, чтобы разделить насмешливое отношение хозяйки. Однако мы обе ошибались.

В те времена он посылал Катарине стихи и рисовал с нее наброски, которые она хранила в специальном ящичке комода. К своему стыду, должна признать, что я сунула туда свой нос. На одном из набросков Катарина позировала с голой грудью. Святой она не была.

Рисунок вышел замечательный, что верно то верно, но Катарина совершила проступок, раздевшись перед ним, когда они еще и помолвлены-то не были. Порой думаю, что, если бы я показала тот рисунок ее матери, Яна больше не пустили бы на порог, а Катарина не исключено что стала бы послушницей. Такой расклад избавил бы нас от многих проблем.

Рисунок поразил меня до такой степени, что сперва мне было неловко смотреть Катарине в глаза. Мне было совестно. Луше бы я никогда этот ящик не открывала. Потом, конечно, меня отпустило, но плохое уже случилось. А я-то пыталась убедить Марию Тинс, что ей не о чем волноваться, любовь между Яном и Катариной такая трогательная и потому невинная. Говорила, что между этими двумя никогда ничего не будет, как бы хорошо Ян ни рисовал, и в жизни такого не случится.

Катарина решила, что он твердо стоит на ногах, и как-то сама объяснила мне, что в нем нашла.

Ян был терпелив и сделал все необходимые шаги. Насмешка судьбы в том, что желание завело его в сети той женщины, которая изрядно могла подпортить ему жизнь, – Марии Тинс.

С тех пор как Ян вернулся в Делфт и стало ясно, что для Катарины он – тот самый, Мария Тинс разглядела в нем угрозу. Испугалась, что он уведет ее ненаглядную доченьку. Она нехорошо о нем отзывалась, а когда Катарина сообщила, что они хотят объявить о помолвке, даже не сразу нашлась что ответить и молча ушла наверх. Об этом рассказала мне Катарина, когда я застала ее плачущей за столом в гостиной.

Мария Тинс собралась с силами и вечером скрепя сердце выдавила, что рада за дочь. Любовь – дело замечательное, однако не все так гладко и следовало бы сперва устранить все препятствия. Мари Тинс подошла к делу разумно: сперва потребовала, чтобы Ян перешел в католичество. Правильно сделала, потому что ничего хорошего не выйдет, если муж и жена разной веры. Не заяви об этом Мария Тинс, на этом наверняка настояли бы родители Яна.

Сначала ему надо было несколько раз побеседовать с пастором. Катарина мне рассказала, что заранее нашептала Яну правильные ответы. Тому следовало ответить на вопросы о свободной воле человека, о том, возможно ли очищение души в Чистилище, и как он представляет себе рай. Много новых правил для воспитанника протестантской веры. Никаких молитв напрямую Господу, ему предстояло просить заступничества у святых и Девы Марии.

Только затем началось обращение: сперва очищение и пост перед Пасхой. Пока суд да дело, ему продолжали задавать вопросы – не в последнюю очередь сама Мария Тинс – о том, во что он все-таки верит. Открыт ли он ко вмешательству Всевышнего? Если Ян не знал ответа, говорил то, что, как ему казалось, от него хотят услышать.

Когда Ян прошел через все обряды и стал полноправным католиком, Мария выступила с новым требованием. Ян должен быть способен себя обеспечить. Она загнала его в угол, потому что одновременно настаивала на том, чтобы он писал назидательные сцены. По-моему, это было лишним. Кому бы он продавал все эти холсты? Ян храбро попытался, но спустя примерно два года, во время первой ссоры с тещей, отказался их писать. Заявил, что по горло сыт лицемерием. С тех пор он решил писать настроенческие интерьеры и уверил Катарину, которая служила посланницей между ним и матерью, что жители Делфта раскупят их как горячие пирожки.

Бедняга сильно ошибался.

В дверь стучат. Прерываю работу и открываю парадную дверь. На пороге Ян. Зачем он явился? Семейство пользуется этой дверью только по воскресеньям, когда идет в церковь. Не мог зайти в заднюю, как обычно?

– Добрый день! Я пришел к хозяйке. – Ян словно гундосит через шляпу, которую держит в руках.

– Она только что вышла на прогулку. Ее дочери… То есть ваши дочери пошли с ней.

– Нет-нет, я пришел к Марии, ее матери.

– А, что ж… Хорошо, входите, она в гостиной.

Вы только полюбуйтесь, он добровольно переобувается из башмаков в домашние туфли. Провожу его вверх на несколько ступенек.

– Хозяйка, к вам пришел зять.

Мария Тинс спокойно откладывает книгу.

– Хорошо, Таннеке, впусти его.

Делаю шаг в сторону. К моему большому сожалению, дверь закрывается, а мне бы так хотелось послушать, о чем они будут толковать. Неужели свершилось? Кажется, я догадалась, почему Катарина решила унести ноги. Хочет, чтобы Ян сам разобрался.

Я прикладываю ухо к двери, но они говорят слишком тихо. Еще застукают меня! Иду дальше заниматься своими делами, у меня работы невпроворот.

13. Ян

Другого выхода нет, кроме как подняться на эшафот. Вхожу в комнату, комкая шляпу в руке. Склоняю голову и прочищаю горло.

– Благодарю, что нашли для меня время.

Прекрасно, первую неловкую фразу выдавил.

– Ты разве не присядешь? – спрашивает Мария Тинс своим неприятным голосом, ее горло скрипит, словно несмазанная дверь.

– Честно говоря, я ненадолго. Много говорить не стану, если позволите, сразу перейду к делу…

– Ян, может, все-таки возьмешь стул?

Она вынуждает меня посмотреть ей прямо в глаза.

– Вы очень любезны, но, право, не стоит. Я хотел сказать, что мне очень жаль, что я в прошлом году так себя повел. Я не хотел вас расстраивать. Я благодарен вам за дочь. За то, что вы вырастили Катарину, и…

У меня словно кончился воздух. В поисках вдохновения гляжу на ряд тарелочек, расписанных синим в традициях дельфтского фарфора, на святых, в экстатической позе замерших над камином. Если кто раньше не знал, то теперь воочию мог бы убедиться, что моей тещей движет сплошное тщеславие. Здесь собраны работы только признанных мастеров. Все поверхности заставлены крестами или статуэтками, изображающими Деву Марию. На столе лежит открытая Библия. Могу поспорить, что открыта она на псалме 91. Повсюду кроется дьявол,