Любимая звезда - Анна Радзивилл

За кладбищем неподвижной стеной рос мрачный еловый лес. Стену эту прорезала только узкая просёлочная дорога, которая выбегала прямо на станцию. Над дорогой в жёлтом круге висел запрещающий знак: «Проезда нет!»

Почему? Впереди что – пропасть?

«Прямо как в жизни, – усмехнулась она, – дорога только в одну сторону…»

Седой человек с корзинкой медленно уходил по лесной дороге, над которой висел «кирпич».

Что-то смутно знакомое почудилось ей не в фигуре, нет – в походке этого человека.

Резко приникла она к пыльному холодному стеклу.

Двери электрички хлопнули все сразу.

Нет. Теперь это невозможно было себе представить. Даже если владеешь странной способностью с первого взгляда видеть всё самое сокровенное. Представить, что когда-то египетские сфинксы искали сочувствия у этого человека? Гордые сфинксы жаловались ему, что мраморные львы лают на них по ночам?

Кресты пригородного кладбища дёрнулись, замельтешили, завертелись и пропали в вечерних сумерках.

Дездемона

Стою в очереди в нашем магазине и размышляю. Так-то ведь всё некогда: крутишься, крутишься, торопишься. А тут стой, пока она не подойдёт.

Но когда глядишь в затылок впереди стоящему – лучше всё-таки думать об отвлечённом. А то вдруг тебе не хватит того, за чем стоишь? Именно из-за впереди стоящего. Нет, я, конечно, люблю людей. Но тот, кто стоит за мной, он меня уже – затылком чувствую! – просто тихо ненавидит… Подсознательно, конечно.

Да, лучше уж думать об отвлечённом.

Вот почему, например, змеи плавают? Ведь круглые они и плавников у них нет – а плавают!

Но думать о круглых змеях не даёт мне входная дверь. Хлопает и хлопает, все нервы уже истрепала.

Вдруг она раскрылась широко, и в магазин вошла собака. С хозяином. Такса. Чёрная, почти муаровая. Если бы она в своё время росла вверх, то стала бы красавицей. Но она росла в длину.

Хозяин посадил собаку в уголок, отстегнул цепочку, положил её рядом с таксой и строго сказал:

– Дездемона, охраняй! – И ушёл стоять в очереди.

Странно, почему он чёрную и безнадёжно кривоногую собаку назвал Дездемоной? Наверное, знал, что были Отелло и Дездемона, знал даже, что кто-то из них был чёрный. Но вот уж кто именно – таких тонкостей он, видимо, не знал.

Дездемона сидела рядом со своей цепочкой и время от времени трагическими глазами оглядывала очередь. Дрожь пробегала у неё по плечам и по спине. Наверно, ей было страшно. Ну как же – нас много, а она одна. И все смотрят… Подсознательно.

Один из нас стал медленно подходить к ней. Он был самый маленький, пожалуй, ему было года два, и его ещё не успели научить бояться собак.

Он сел на корточки рядом с Дездемоной и тихонько потрогал её муаровое ухо. Оба молчали. Она ждала, что будет дальше, а он говорить, может быть, ещё просто не умел, смотрел только и всё.

Хлопала дверь, стучала касса, медленно поглощая очередь, а эти двое серьёзно разглядывали друг друга. И тут он заметил на полу цепочку. Блестящую.

– Це-по-воч-ка! – засмеялся он и протянул руку.

И боже мой, что тут началось! Дездемона забилась, завизжала и затявкала так, как будто у неё отнимали самое важное, самое дорогое!

Ну, конечно, тут сразу же обнаружилась и мама, которая не успела научить человека бояться собак, и хозяин, который водит собак в магазин, а они тут потом лают… И жизнь опять вошла в свою колею.

А я всё стою в этой самой очереди и никак не могу сообразить: ну ладно, Дездемона – она собака, она мыслить не может. А вот почему я сама-то… И не привязана – и не ухожу? И так же охраняю собственную цепочку, на которой сижу! Да ещё как!

– Гражданка, платите, ваша очередь! – крикнула кассирша.

– Ой, простите, я задумалась.

– Задумалась! Она задумалась! Деньги надо считать, а не думать тут… Не видишь, что ли, какая очередь? Ну, чего выбивать?

С чеками в руках я выбралась из толпы и среди шаркающих ног на грязном кафельном полу глазами отыскала Дездемону. К ней уже пристёгивали железную «цеповочку».

Хозяин споткнулся о чьи-то ноги и дёрнул свою собаку. Она поскользнулась на мокром полу, но устояла – всё-таки ноги-то у неё было четыре. Он споткнулся опять, толкнул кого-то и потянул таксу к выходу.

– Дездемона! – вдруг позвала я.

Собака повернула голову в мою сторону. Как в немом кино, прямо на меня смотрели чёрные трагические глаза.

Сердце моё запнулось – Дездемона понимала всё…

Колымский романс

И лжёт душа, что ей не нужно

Всего, чего глубоко жаль.

Афанасий Фет. У камина

Хорошо, что красивую ночную рубашку я всё-таки купила уже в Магадане. Полгода назад, в Москве, хотела купить пеньюар, голубой и волшебный, но, замученная своей, боюсь, что уже бывшей, семейной жизнью, никак не могла представить – зачем мне такая роскошь? И как это я влезу в эти кружева в своём пятьдесят каком-то размере? Но сейчас он был бы мне по делу, конечно…

Я сижу в балке (это деревянный домик на санях). Кухня и маленькая комната. Темно. Печка жарко натоплена. Стереорадиола рыдает молча – звук я ей выкрутила, – и теперь она полезна – немножко освещает комнату. Здесь нет ничего лишнего, даже мебели. Постель просто на полу. И все двадцать моих ногтей сияют дивным французским лаком!

Я трогаю босой ногой накрахмаленные льняные простыни и падаю головой в подушку. Это лучшая в мире подушка – вывернутый овчинный полушубок! Боже, как мне хорошо и тепло здесь! И как это меня сюда занесло?

Сажусь на постели, откидываю шёлковую занавеску и выглядываю в окно. В чёрном небе мотаются крупные мокрые звёзды.

Как же так? Они же должны висеть на своих местах? Ещё раз смотрю – нет, мотаются…

Это ветер мотает верхушки высоких лиственниц, которые обступили балок. И кажется, что звёзды болтаются в небе. Всё спуталось…

…Всё спуталось, потому что напротив меня сидит человек не из моей жизни. Могучий молодой ковбой Хасынского района. А я – такая непривычно маленькая рядом с ним и почти… хрупкая. В руках у него гитара. Он поёт:

Эх, да запрягу я да серого коня,

Поеду я, поеду я в далёкие края!

Правда, вместо коня он на самом деле купил всё-таки машину, но – серую!

Его рука с водолазными часами «Амфибия» (циферблат – весь! – нестерпимо