Сердце под замком - Ферзан Озпетек

более слабую надежду, чтобы затем погрузиться в непроглядный мрак. Как же она страдала, бедняжка! Брошена любимым без единого объяснения – что может быть хуже? Даже измену Чезаре, и ту пережить легче! Аличе снова подумала о перекрывающихся сердцах, которые видела в парикмахерской. Похоже, это не просто рисунок: это ключ ко всему.

XIV

Проснулась Аличе рано: ей не терпелось поскорее вернуться в парикмахерскую, рассказать Рози о перекрывающихся сердцах и непременно получить рисунок обратно! Нужно только дождаться открытия. Однако, подойдя к зданию уже после десяти, она обнаружила, что двери по-прежнему на замке, и обескураженно застыла, разглядывая опущенную ставню. И что теперь делать? Может, парикмахерская откроется позже и ей стоит заскочить днем?

– Хотела постричься? Боюсь, с этим придется обождать.

Она обернулась: с противоположного тротуара за ней с улыбкой наблюдал Себастьяно, молодой человек из «Римской арт-галереи».

– В каком смысле? – удивленно спросила Аличе, дождавшись, пока он перейдет дорогу.

– Хозяйке вчера стало плохо, даже «скорую» вызывали. Говорят, ничего серьезного, но, похоже, пару дней ей придется отдохнуть. Что-то не так? – поинтересовался Себастьяно, заметив ее разочарование.

Аличе наигранно улыбнулась – и тут же почувствовала, что на глаза опять наворачиваются слезы, а голова идет кругом. В последние несколько дней это случалось слишком часто. До чего же глупо, сказала она себе, но поделать ничего не могла: все шло не по плану.

Заметив, что она пошатнулась, Себастьяно заботливо подхватил девушку под руку:

– Слушай, может, выпьем по чашечке кофе и ты мне все расскажешь? Вдруг я смогу помочь…

Он отвел Аличе в ближайший бар. Близилась зима, однако день выдался солнечный и сравнительно теплый, поэтому они устроились за уличным столиком и стали ждать официанта, чтобы сделать заказ.

– Ты ведь сицилийка? Пробовала когда-нибудь маритоцци? – спросил Себастьяно.

– Нет…

– Что ж, восполним этот пробел, – беззаботно заявил он.

Маритоцци, сдобные булочки с прослойкой из взбитых сливок, оказались нежнейшими, а кофе источал восхитительный аромат. Себастьяно, заказавший себе только макиато, с детским восторгом наблюдал, как Аличе поглощает десерт. И только когда она закончила, попросил объяснить, что ее тревожит.

– Даже не знаю, с чего начать…

Выбирать между собственными несчастьями и злоключениями тети Ирен в самом деле затруднительно, с горечью подумала Аличе. И благоразумно решила начать с последних, а точнее, с рисунка, висящего в парикмахерской. После чего, поскольку все это было взаимосвязано, перешла к мастерской Ирен, долгие годы простоявшей запертой, к великолепным картинам, которые там хранились, а потом и к Танкреди с его загадочным исчезновением.

Себастьяно слушал внимательно, не перебивая, и рассказ Аличе лился, не встречая препятствий, как полноводная река.

– А ты не спросила у Рози, когда именно ее муж нашел рисунок?

– Нет, не спросила. Думаешь, это может быть важно?

– Важна каждая деталь. Ты сказала, что тетя вела дневник: она когда-нибудь упоминала о перекрывающихся сердцах? Зачем они сделали две копии и почему исчезла только одна? Может, ее ограбили…

– Нет, об этом она не упоминает, но я еще не все успела прочесть… Знаешь, тетя как будто вырвала страницы из дневника и развесила их по всему кабинету в ей одной известном порядке. Но думаю, если бы в мастерскую проникли воры, они первым делом вынесли бы холсты, а к ним, судя по количеству пыли, уже давно никто не прикасался. Хотя они, уж поверь, просто восхитительны.

– Что ж, тогда исходим из предположения, что рисунок был у одного из владельцев, то есть у Ирен или ее возлюбленного. Зная, что муж Рози нашел его после побега Танкреди, логично предположить, что рисунок потеряла Ирен. Однако это весьма сомнительно: в противном случае твоя тетя искала бы его и наверняка нашла. Конечно, Ирен могла избавиться от него по собственной воле, но, если учесть, как ревностно она хранила парное сердце и другие работы Танкреди, эта гипотеза меня не убеждает. Предположим, все произошло до или в ту же ночь, когда исчез сам Танкреди: будь мы полностью уверены, что рисунок по-прежнему был у него, возможно, смогли бы разузнать что-нибудь о том, где он был и что делал…

Себастьяно умолк, погрузившись в собственные теории.

– В общем, как бы то ни было, ты меня заинтриговала, – сказал он наконец. – Теперь мне ужасно хочется взглянуть на эту тетину мастерскую. Может, покажешь как-нибудь на днях?

– Конечно, – рассеянно кивнула Аличе, которой вдруг пришло на ум еще одно странное совпадение, казавшееся далеко не второстепенным и мучившее ее с тех самых пор, как она о нем узнала.

Проведя в тщетном ожидании Танкреди несколько недель, превратившихся затем в месяцы, почти не выходя из дома в надежде, что он в любую минуту может вернуться, Ирен отправилась искать его на Сицилию, в родной городок. Тетя была убеждена, что именно туда он и вернулся, более того, упомянула об этом в одной из записок, непонятно зачем развешанных потом по стенам кабинета, а сверху пририсовала красную стрелку, указывающую прямо на поляроидный снимок с парными рисунками перекрывающихся сердец. На листке даже стояла дата: за несколько дней до того, как Ирен внезапно возникла на пороге ее родного дома. Выходит, именно поиски Танкреди и стали причиной их встречи! Поначалу Аличе только обрадовалась, обнаружив в тетиных записях подтверждение собственных детских воспоминаний, но чем больше она об этом думала, тем необычнее казалось ей это совпадение.

– О чем размышляешь? – поинтересовался Себастьяно, от которого не ускользнула ее внезапная задумчивость.

– Вот я сказала, что тетя Ирен оставила дневник, да? Но только это не тетрадь с записями в хронологическом порядке, а множество разрозненных листов. Часть развешана по стенам мастерской, среди картин и набросков, и соединена друг с другом красными линиями или стрелками, как будто Ирен пыталась собрать воедино всю доступную информацию и самые важные улики, воссоздать карту перемещений Танкреди или, по крайней мере, мест, где он мог оказаться. На одном из таких листков, датированном двадцать пятым июля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, то есть примерно через восемь месяцев после его исчезновения, она пишет, что собирается отправиться за Танкреди на Сицилию. И несколько дней спустя действительно оказывается на острове – это я знаю точно, поскольку в начале августа того года она без предупреждения возникла на пороге моего родного дома. Как сейчас помню: мне тогда было всего шесть, и эта незнакомка произвела на меня неизгладимое впечатление. Я еще никогда не встречала такой притягательной женщины. Но теперь мне кажется, что в тот день Ирен была охвачена какой-то странной тревогой. Она то и дело озиралась, словно ожидая кого-то увидеть. По