Сердце под замком - Ферзан Озпетек

не сойти с ума. Даже краски больше не отвлекают. В голове безостановочно роятся подозрения, одно другого чудовищнее. Где же ты? Куда пропал? Может, заскочил к кому-нибудь – знакомому, приятелю – переждать, когда закончится дождь и ты сможешь вернуться? Если так, почему не позвонил, не предупредил?

Я отчаянно стараюсь не думать о том, что ты, возможно, просто с другой. Той самой, с кем, вероятно, провел ночь, исчезнув на прошлой неделе. Той, что моложе меня, твоей ровесницей, жизнерадостной, милой, энергичной, не создающей проблем. Понимаю, доказательств у меня нет, это скорее подспудный, безотчетный страх. Твой образ в объятиях другой женщины преследует меня, и чем сильнее я пытаюсь прогнать его, тем глубже он проникает в мой разум.

Как я ни пытаюсь не обращать внимания на растущую панику, завладевающую каждой моей мыслью, каждой клеточкой моего тела, все впустую. Взгляд беспорядочно блуждает по стенам, неизменно возвращаясь к пустоте, зияющей там, где до вчерашнего дня было твое сокрытое сердце. И я уже не могу делать вид, будто ничего не произошло.

XII

С Чезаре все получилось просто потрясающе, даже несмотря на то, что Аличе пришлось больше часа прождать его под дверью, на холоде. Похоже, набивать себе цену давно вошло у него в привычку, но ей и в голову не пришло возмутиться. Явился он очевидно подвыпившим, в компании другого парня и, обнаружив Аличе, свернувшуюся калачиком на ступеньках, несколько удивился, как будто не приглашал ее приехать после полуночи. Однако всего через несколько минут, мигом избавившись от приятеля, уже принимал девушку в своей «холостяцкой берлоге», квартире-студии, где царил жуткий беспорядок. Бо́льшую ее часть занимала просторная двуспальная кровать, настолько громадная, что мимо нее приходилось протискиваться боком. Впрочем, для Аличе это особого значения не имело: все неудобства затмевало присутствие Чезаре. Как долго она ждала его – и вот наконец оказалась у него дома, в его постели, в его объятиях… Он мог бы заполучить любую – а выбрал ее! Уж очень она ему понравилась, особенно грудь и задница: об этом сообщил ей сам Чезаре в промежутке между сладострастными стонами.

«Никогда еще я не чувствовала себя такой желанной», – думала Аличе, возвращаясь домой по еще темным римским улицам. О единственном до сих пор опыте, первом разе с Антонио, осознанных воспоминаний у нее фактически не осталось, не считая горького разочарования. Да, с Чезаре все совсем иначе.

Они провели вместе незабываемую ночь, полную огня и страсти, – именно так она опишет это Давиде. Аличе умирала от желания пересказать ему все. Конечно, мнение Давиде тотчас же изменится, ведь Чезаре оказался не каким-то мерзавцем или бессердечным хапугой. Напротив, он проявил себя с самой лучшей стороны и даже озаботился тем, что приготовил презервативы. Он вообще был очень заботлив и не раз весьма недвусмысленно это демонстрировал. Так что Давиде стоило бы извиниться за столь предвзятое отношение: он явно перегнул палку.

Торопливо шагая к автобусной остановке, Аличе уже мысленно готовилась отразить нападки приятеля, – а в том, что они последуют, она не сомневалась. Но сперва нужно убедить себя саму.

Да, Чезаре попросил ее уйти еще до рассвета, но исключительно по состоянию здоровья: бедняга страдал от редкой разновидности бессонницы, не позволявшей ему уснуть в чьем-либо присутствии, а значит, остаться в любом случае было невозможно. Да, он отправил Аличе домой одну посреди ночи, даже не предложив проводить, но лишь потому, что у него дико разболелась голова. С тех пор, как они расстались, не прошло и десяти минут, а она уже успела соскучиться. И все-таки на сей раз все будет совсем не так, как с Антонио, ведь, прощаясь, Чезаре велел ей прийти снова во вторник – на том же месте, в тот же час. И эти слова – скорее приказ, чем приглашение на свидание, – прозвучали для нее нежнейшим объяснением в любви.

Автобус возник из-за поворота, словно мираж, и Аличе подошла ближе к краю тротуара. Город казался еще по-ночному тихим и полупустым. Через полчаса она будет дома.

* * *

Когда из комнаты вышел заспанный Давиде, Аличе уже завтракала на кухне, с сосредоточенным видом потягивая кофе с молоком.

– Спал как убитый! Мне снилось, будто я плаваю в море среди разноцветных рыбок. Непередаваемые ощущения! – объявил он, потягиваясь.

Ответом ему были лишь вялая улыбка и хруст печенья.

– Сейчас мне нужен крепкий кофе. Не присоединишься?

– Нет, спасибо, я лучше с молоком. Если переусердствую с кофеином, потом вся на нервах. А ты что, даже не спросишь, как я провела ночь? – фыркнула Аличе. Безразличие Давиде начинало ее бесить.

– И как ты ее провела?

– Восхитительно! Ночь, полная огня и страсти! А он вовсе не говнюк и меня обожает. Во вторник мы увидимся снова.

Выпалив эти несколько фраз, куда более лаконичных, чем она планировала, Аличе с вызовом взглянула на Давиде, ожидая отповеди. И оказалась разочарована.

– Рад за тебя. Нет, серьезно! Да здравствует огонь и страсть! – невозмутимо ответил тот и, неожиданно чмокнув девушку в лоб, занялся кофеваркой. – Хотя… хотя… – Тут он затараторил, словно не в силах удержать поток слов: – Хотя кое-что в этой истории меня все-таки смущает. Прости, Аличе, вот не нравится он мне! Искренне надеюсь, что ошибаюсь, но пока сигналы тревоги громче полицейских сирен…

Тут Давиде наконец заметил, что Аличе злится, и попытался сменить тон:

– А вообще, найти подходящего человека чертовски непросто! Иногда мне кажется, что неудачные свидания – это некое необходимое зло, ошибки, на которых учишься, пока не поймешь, как распознать по-настоящему родственную душу. С другой стороны, временами я и сам себе говорю, что все бесполезно, что научиться ничему нельзя и что судьбу определяет один лишь слепой случай. Возможно, минуту назад мимо прошла любовь всей моей жизни, а я ее даже не заметил: мы мимолетно коснулись друг друга, а потом пошли дальше, каждый своей дорогой, и встретиться еще раз нам не суждено. – Он помрачнел, но оптимистичная натура быстро взяла верх над грустью. – Ну а в ожидании своей второй половинки кто запрещает нам немного поразвлечься? Это ведь самое главное: сколько бы ни продлилась любовь – день, месяц или долгие годы, от нее улыбаешься, а не плачешь.

Миг – и Аличе, только что с явным раздражением поглядывавшая на приятеля, уже мечтает заразиться его вновь обретенным жизнелюбием. Впрочем, как выяснилось, у самого Давиде накануне тоже выдался повод для триумфа:

– Ты бы его видела! Ослепительный красавчик-сард, глаза – как угольки… Вечером у нас второе свидание, –