Сердце под замком - Ферзан Озпетек

считала себя неуклюжей, уродливой, и только теперь, открыв красоту, которой всегда обладала, но до сих пор не могла разглядеть, постепенно примирялась с собой и своим телом. Кто знает, вдруг эта уверенность тоже досталась ей в наследство от Ирен?

Когда она добралась до студии, было еще очень рано. Очередь желающих, правда, уже собралась, но не такая длинная, как в прошлый раз: похоже, о новом наборе массовки мало кто знал. Вальяжный Чезаре в сопровождении все того же типа, которого, как оказалось, звали Пьеро, появился только часам к десяти. Аличе попала внутрь одной из первых, и ей без лишних проволочек велели послезавтра к восьми утра быть в павильоне. Съемки начинались около полудня, но ведь сперва нужно посетить костюмерную и, разумеется, получить необходимые инструкции.

– Не опаздывай, красотка. Не заставляй меня пожалеть, что я дал тебе шанс, – заявил напоследок Чезаре, словно предлагал ей главную роль в голливудском блокбастере. Впрочем, для Аличе примерно так все и выглядело.

– Спасибо, спасибо, спасибо! Жду не дождусь начала съемок! Правда-правда, я всю жизнь об этом мечтала! Ты… то есть, эмм… это вы мне объясните, что делать?

Вопрос вырвался у нее из самого сердца, и даже смущение оказалось не в силах его сдержать.

Неизвестно, что было тому виной – неприкрытая наивность этой юной девушки с отчетливым сицилийским акцентом (актерские курсы еще не успели сотворить с ней чуда), податливый, полный благоговения взгляд (золотая жила для эго любого нарцисса) или внутренний свет, озарявший все ее существо, но Чезаре, вместо того чтобы отмахнуться, как это бывало с другими, решил к ней приглядеться.

– Вижу, ты послушалась моего совета… Так держать, – подмигнул он.

Потом в его взгляде что-то неуловимо изменилось, и Чезаре предложил ей перекусить вместе во время перерыва, чтобы он мог получше все объяснить.

Аличе словно в трансе бродила по бескрайним дворам студии в поисках тенистого уголка, где могла бы присесть. Уже совсем скоро ее ждут первые съемки, а кастинг-директор, такой могущественный и обаятельный, что мог бы заполучить практически любую понравившуюся девушку, пригласил ее на свидание! Лишь на миг эйфория уступила место сомнению – в конце концов, свидание было вовсе не романтическое, а деловое, – но Аличе отмахнулась от этого очередного проявления низкой самооценки, как от назойливой мухи. Свидание, конечно, само по себе восхитительно, продолжала мечтать она, но ведь тут все еще лучше, поскольку Чезаре смотрит на нее с профессиональной точки зрения. И явно успел распознать актерский потенциал!

До перерыва оставалось еще почти два часа, а сердце уже колотилось так, будто пыталось вырваться из груди.

Найдя ступеньку, показавшуюся достаточно удобной, Аличе наконец села. Время от времени она поглядывала на часы – до чего же невыносимо медленно тянется время! Для буднего дня студия казалась слишком пустынной, – вероятно, все были заняты в павильонах. Вот мимо проехал фургон. Вышел из-за угла рабочий с длинной лестницей под мышкой и, пройдя насквозь весь внутренний двор, скрылся в подворотне. Две девушки в розовых балетных пачках и чешках курили, болтая без умолку. Аличе то и дело косилась на дверь, за которой должен был обретаться Чезаре, – поток соискателей давно иссяк, но он все не выходил. Она снова взглянула на часы: второй час! Может, она что-то неправильно поняла?

Когда же Чезаре, в конце концов все-таки появившись на пороге, равнодушно отвел ее в буфет прямо у ворот студии, где для него как для высокого начальства держали угловой столик, жалкие остатки самолюбия Аличе и вовсе разлетелись в прах. Пока она меланхолично пощипывала салат – от волнения кусок не лез в горло, – он, жадно поглощая сэндвич с поркеттой[6], задавал ей вопросы сугубо личного характера, на которые при иных обстоятельствах она предпочла бы не отвечать.

– Стало быть, восемнадцать тебе уже есть? Точно? Не окажется, что ты несовершеннолетняя и просто подделала документы?

– Нет, что вы, я бы никогда так не поступила! Клянусь, исполнилось пару месяцев назад!

– А сексом уже занималась?

– В каком смысле?

– Да тут только один смысл и есть… – Похоже, Чезаре наслаждался ее смущением. Не переставая жевать, он склонился к уху Аличе и заговорщическим тоном шепнул: – Перефразирую вопрос, чтобы было понятнее: ты еще девственница?

Чувствуя, что краснеет от возбуждения и стыда, она с трудом выдавила:

– Ну, летом у меня был роман… Только ничего путного не вышло…

– Достаточно, подробности меня не интересуют, – перебил Чезаре, сопроводив слова досадливым жестом. – Поверь, потенциал у тебя есть, но мне хотелось сперва прояснить ситуацию. Весь мой опыт с девственницами был крайне неудачным, так что теперь я их избегаю. Это вопрос принципа.

Когда пришло время расплатиться по счету, выяснилось, что кошелек он забыл в кабинете. Конечно, Аличе была только рада заплатить за них обоих. Едва оказавшись на улице, Чезаре схватил ее за руку, затащил в укромный уголок и, стиснув в лихорадочных объятиях, принялся страстно целовать. Выходит, это все-таки любовь? Аличе ответила с тем же пылом – и вдруг он резко отстранился. Естественно, он ее хотел, сомнений нет, но, к несчастью, дела…

– А что скажешь, малышка, если ближе к полуночи мы встретимся у меня дома? Дай-ка я запишу адрес. Есть у тебя бумага и ручка?

– Есть только ручка, – вздохнула Аличе, порывшись в сумке.

Чезаре пришлось накорябать несколько слов прямо у нее на ладони. Потом он еще раз коротко поцеловал Аличе и исчез.

Всю дорогу она берегла правую руку, стараясь ничего не касаться, – вдруг от пота и трения драгоценный адрес исчезнет (что, разумеется, не помешало ей выучить эти несколько строк наизусть). А когда наконец добралась до дома, то, не дожидаясь лифта, помчалась вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, чтобы ничего не забыть.

Квартира тети Ирен снова показалась ей самым безопасным убежищем на свете. Записав на клочке бумаги адрес и предстоящий несколько часов спустя маршрут, Аличе рухнула в постель, чтобы хоть немного отдохнуть: утром ей пришлось встать с рассветом, а вечер явно предстоял долгий. Она даже завела будильник и попыталась уснуть, но от волнения сон не шел: в голове снова и снова крутилась хроника сегодняшних событий, а особенно – сцена, в которой Чезаре ее целовал. Пленка то и дело возвращалась к ключевому фрагменту, воссоздавая эти движущиеся картинки, это ощущение, этот вкус и даже головокружение: вот настойчивый язык проникает к ней в рот, вот подгибаются колени, а тело запрокидывается назад, стоит Чезаре стиснуть его в своих крепких объятиях…

Аличе вспомнила, в каких словах Ирен описывала безумную, всепоглощающую любовь к