Поломка на краю галактики - Этгар Керет

Когда это случилось в первый раз, мы решили, что подождем внизу, пока он не прекратит. Но он не прекратил. Так что после нескольких таких попыток мы просто перестали оставлять его одного. Ракефет все равно работала в основном из дома, и это было несложно.

Насколько Эрез любил нас, настолько он ненавидел всех остальных. Особенно детей. После того как он укусил дочь соседки с первого этажа, мы стали выводить его только с поводком и в наморднике. Но соседка была твердо намерена раздуть это дело. Она писала письма в муниципалитет и позвонила хозяину нашей квартиры, который вообще не знал, что мы взяли собаку. Не прошло и недели, как мы получили письмо от адвоката с требованием немедленно выехать.

Было нелегко найти жилье в нашем районе, особенно такое, куда нас согласились бы впустить с Эрезом. Так что мы переехали чуть южнее. Сняли что-то на Йона А-Нави. Большую, но очень темную квартиру. Эрезу это, кстати, подходило. Он терпеть не мог свет, а еще теперь ему было где бегать. Получалось смешно: мы с Ракефет сидели на диване и разговаривали или смотрели телевизор, а он часами наворачивал круги вокруг нас и не уставал.

– Если бы он был ребенком, мы бы уже давно давали ему “Риталин”, – однажды сказал я, смеясь.

Но Ракефет ответила мне совершенно серьезно, что, даже если бы он был ребенком, мы бы не стали давать ему “Риталин”, потому что это лекарство изобрели для ленивых родителей, у которых нет сил справляться с энергией собственных детей, а не для самих детей.

Тем временем у Эреза началась странная аллергия, какая-то красноватая сыпь по всему телу, реально пугающая. Ветеринар объяснил нам, что у Эреза, видимо, аллергия на собачий корм, и посоветовал вместо фабричного корма давать ему свежее мясо. А когда я спросил, может ли так быть, что сыпь связана с ракетными атаками на Тель-Авив, – потому что Эрез, которого совсем не волновали взрывы, очень нервничал из-за сирен – ветеринар заупрямился и сказал, что никакой связи тут нет. И снова посоветовал давать собаке свежее мясо. Но только говядину, потому что от курицы Эрезу будет плохо.

Эрез полюбил говядину из мясной лавки, и сыпь исчезла. А еще он стал агрессивнее вести себя с людьми, которые приходили к нам домой. И после того, как он напал на курьера из супермаркета, мы приняли решение больше не приглашать гостей. С курьером нам очень повезло. Эрез всерьез его укусил и реально порвал ему мышцу в ноге, но курьер, поскольку был незаконным мигрантом из Эритреи, не захотел ехать в больницу. И когда Ракефет почистила и перевязала ему рану, а я дал тысячу шекелей купюрами по двести и попросил прощения, курьер выдавил улыбку, сказал на английском, что все в порядке, и похромал прочь.

Через три месяца сыпь вернулась. Ветеринар сказал, что, видимо, организм привык и нужно снова менять питание. Мы дали Эрезу свинину, но он не смог ее переварить. Ветеринар посоветовал верблюжатину и поделился телефоном одного бедуина, который ею торгует. Бедуин был подозрительный: у него не было лицензии от Минздрава, и он каждый раз назначал мне встречу на новом перекрестке в южной части города и настаивал, чтобы я платил наличкой. Эрезу очень нравился запах нового мяса, и, когда я варил верблюжатину, он стоял на кухне перед кастрюлей и непрерывно лаял. Его лай был совсем как человеческий голос. Как будто мама уговаривает сына слезть с дерева. Мы с Ракефет ржали как ненормальные.

Однажды, когда я вышел с Эрезом во двор, он напал на русского старика со второго этажа. Эрез был в наморднике, так что укусить старика ему не удалось. Зато удалось напрыгнуть и повалить его на спину. Старик сильно ударился головой, и его увезли в больницу. Когда приехала “скорая”, он был без сознания, и Ракефет сказала парамедику, что старик споткнулся. Но от этой истории мы оба впали в депрессию, потому что боялись, что, когда старик придет в себя, нам снова придется выезжать из квартиры. Собственно, в депрессию впал я – Ракефет скорее боялась, что у нас заберут Эреза. Я пытался сказать ей, что, может, так оно и должно быть. Потому что Эрез – добрая душа, но ничего не поделаешь: он опасен для окружающих. И когда я это сказал, Ракефет заплакала, вся словно окаменела и не давала до себя дотронуться. Потом сказала, что, по ее мнению, я говорю это все потому, что мне будет проще, если избавиться от собаки. Все дело в этих трудностях с кормом, в том, что к нам домой нельзя приглашать людей, и в том, что нельзя уйти и оставить его одного. И ей от этого очень больно – она хотела верить, что я крепче и не такой эгоистичный.

Несколько недель после этого разговора она отказывалась заниматься со мной сексом и обращалась ко мне, только когда не было выбора. Я пытался объяснить, что дело не в эгоизме. Что я с радостью жил бы со всеми этими трудностями, если бы считал, что из ситуации есть выход. Но Эрез просто слишком сильный и слишком испуганный пес, и неважно, сколько мы будем за ним присматривать, – он продолжит нападать на людей, а надо подумать и о них тоже. Ракефет поинтересовалась, стал ли бы я просить усыпить нашего ребенка, если бы он был агрессивным. А когда я сказал, что Эрез не ребенок, а собака, и что надо принять ситуацию такой, как она есть, это только привело к новому взрыву. Потом, когда Ракефет плакала в спальне, Эрез подошел и завыл с ней в унисон. Это было нестерпимо, и я просто извинился. Что не очень-то помогло.

Через месяц появился сын этого русского старика и начал задавать вопросы. Его отец умер в больнице. Не от падения – от какой-то инфекции, которую он там подхватил. Русский подробно расспрашивал, что произошло, потому что он подал иск против ведомства национального страхования. Он сказал, что на теле его папы были обнаружены глубокие царапины, оставленные животным. Но в записях “скорой” со слов свидетелей значилось, что его папа просто споткнулся. И он хочет знать, не случилось ли еще чего, о чем мы не рассказали. Мы не впустили его в квартиру, но, когда мы разговаривали на лестничной площадке, Эрез залаял, и этот мужчина стал задавать вопросы о собаке и попросил на нее посмотреть. Мы не разрешили ему войти в квартиру и сказали, что это