Любовь моя Ана - Софья Асташова

Загадочная болезнь даёт внутренний заряд, и ещё какой. Я могла на автомате делать всё, что обычно делают люди, но едва осознавала, что происходит. Это была не я – моё тело, моя болезнь. От меня осталась только маленькая, сжатая до одного пикселя точка. Внутри меня – провал, пустота.

Вспоминая о том времени, я говорю, что совсем не соображала тогда, мозг не работал. Моё восприятие того, что называют реальностью, было зверски искажено ослепляющей усталостью и бессилием. Я мало что помню из того периода. Но некоторые моменты помню слишком хорошо.

Один из этих эпизодов произошёл на станции метро «Новослободская», когда я возвращалась из аспирантуры домой. Какой-то мужчина очень торопился, а я стояла на его пути, но была такой тонкой, что он, вероятно, меня не заметил или же сшиб меня с ног нарочно. Я летела. Не столько он, сколько гигантская волна трепетных чувств, которая вот-вот накроет с головой, подняла меня в воздух. Этот полёт был таким долгим и таким приятным – я почувствовала на пару секунд, но со всей силой, как приятно лишиться собственной воли. Я хочу ощутить это ещё раз.

Каким-то иным зрением я увидела себя со стороны. Я поразилась тому, какой лёгкой была – как пёрышко. До этого я видела себя, но, вероятно, искажённо. Я не верила, что стала лёгкой и худой, худее и легче других людей. Я всё ещё убивалась из-за того, что вешу слишком много. Но благодаря тому неаккуратному мужчине я почувствовала, как я слаба, как мало меня осталось. Мне не было больно, но меня била дрожь. И это было прекрасно.

Я приземлилась на лопатки и ещё какое-то расстояние проехала по полу на спине. Кто-то из прохожих помог мне встать, и я буквально слышала, как гремят мои кости. Это был самый приятный звук, который я когда-либо слышала.

Я одержала победу. Этот момент – пусть недолговечный, как и каждый момент, – становится в некотором смысле незабываемым. Я до сих пор вспоминаю этот случай как один из самых значимых в моей жизни, хотя тогда сшибить меня с ног мог не только прохожий, но и просто порыв ветра.

Ещё из этого периода я помню, как однажды сделала фотографию в туалете университета. Я всё время ужасно мёрзла и поэтому даже в помещении не снимала ни шапку, ни шарф, ни куртку. По возможности оставалась в перчатках. Закутанная с ног до головы, только на этой фотографии я увидела провалы под глазами – впервые увидела кость глазницы, хотя она уже давно была там.

Я храню эту фотографию, как Агамбен открытки, полученные им от Мартина Хайдеггера. Смотрю на неё, когда мне особенно плохо. Смотрю, чтобы вспомнить, что однажды у меня получилось и, может быть, получится ещё раз.

С тех пор эти воспоминания меня не отпускают.

Уродка

– Вчера я звонила шесть раз. Ты не отвечала, – мама испуганно шепчет в трубку.

Я молчу. Ничто во мне не отзывается. Шесть раз или шестьдесят шесть – мне всё равно. Я холодна, как замороженная рыба.

– Доченька, я люблю тебя.

Возможность взять трубку и услышать, что кто-то тебя любит, – это счастье, его не стоит принимать как должное, но по-другому у меня не выходит. Кроме неё, было мало желающих со мной говорить. Кроме неё и курьеров из книжного магазина, мне больше никто не звонил.

Мама говорит, что я месяцами не отвечала на телефонные звонки. Каждый раз она звонила жутко напуганная и, пока слушала холодные телефонные гудки, молилась: «Только бы была жива. Только бы была жива».

Я ничего такого не помню. Не помню ни звонков, ни того, что не отвечала. Но хорошо помню тесную, покрытую коричневой засаленной коркой кухню, на которой готовила себе завтрак – каждый день одинаковый. Если до этого в Новосибирске я ела обезжиренный творог, то в Москве почему-то решила, что от творога лучше отказаться. Чистила и мелко нарезала яблоко, заливала стаканом кефира и крошила один хлебец. Такой же был и обед. На ужин – ещё одно яблоко. Чтобы заглушить чувство голода, литрами пила растворимый кофе с каплей молока. Одного пакета молока мне хватало на неделю.

Я жила в общежитии колледжа декоративно-прикладных искусств. Бывший техникум имени Калинина, студенты пренебрежительно называли его Калиной. Я говорю «студенты», но это были ещё дети после девяти классов школы.

На кухне жило полчище тараканов – больших и блестящих. Они вылезали не только ночью, но и днём. Ползали по полу, столу, стенам. А самые наглые щекотно взбирались по ногам, если ты засиживался на одном месте. Стряхивая с себя таракана, я решаю, что единственный способ выжить здесь – это ни к чему не прикасаться и быть как можно более незаметной.

Мою соседку по комнате звали Лиса. Про себя я называла её Уродкой, хотя уродкой она не была. Довольно безликая девица – она была человеком, на которого я могла злиться. Ниже меня ростом, но в два раза толще и занимала куда больше места, чем я. Она везде раскидывала свои ноги. Ходила по квартире голой и с удивлением повторяла:

– Что-то холодно.

– А одеться не пробовала? – бурчала я себе под нос, но так, чтобы она услышала.

Холодные сквозняки пробирались сквозь щели в окнах, занавески слегка колыхались. Я, в отличие от неё, надевала на себя всю одежду, что у меня была. Как бабушка, подвязывала спину шерстяной шалью и всё равно не могла согреться.

С самого начала она меня невзлюбила. Мы учились не замечать друг друга. Едва обменивались парой слов о чём-то незначительном – кто первый пойдёт в душ с утра или чья очередь мыть полы. Ночи напролёт я не спала и только слушала её свистящий храп. Мне хотелось наброситься на неё и задушить подушкой.

Она училась в мастерской росписи по дереву, но её художественное образование ей не сдалось. Она хотела стать актрисой. Долго замазывала прыщи перед зеркалом, расчёсывалась, а потом просила меня сфотографировать её для актёрского портфолио.

Всё ещё занятая макияжем, она, не поворачивая головы, ласково произносила:

– Сфоткаешь меня?

Умоляющее выражение на лице было явно фальшивым, но я знала, что она не отстанет.

Я подводила её к балконной двери и просила не улыбаться. Она продолжала тупо лыбиться. Сияла и искрилась энергией, как люминесцентная лампочка. На кривых зубах отпечатался след морковной помады. Я молча нажимала на кнопку. У меня тряслись руки, и было сложно поймать в фокус её