Истеричка - Соня Дивицкая

– Откуда я знаю? Мне тут собак только не хватало!

– Что вы такое говорите? – не выдержала Мэри. – Это моя собака! Вы разве не понимаете? У нее стресс! Она сидела в боксе пятнадцать часов! Одна! Еще неизвестно, как она там летела! Может, ее мотало по всему отсеку…

Голова положила трубку и сказала:

– Женщина, идите на склад. Ваша собака на складе. Оформляйте пропуск в пятом окне и получайте.

– Пропуск? – обиделась Мэри. – В пятом окне? А моего билета недостаточно? Я пассажир! Я клиент аэропорта! Я оплатила перевозку!

– Женщина! – голова выставила рожки. – Пропуск в пятом окне!

Мэри, качнувшись, отошла от этой «кассы». Любезный папочка довел сестрицу до пятого окошка.

– Не волнуйся, Мэри. Не волнуйся. Ты в России, ты дома…

Побывать в России и не съездить в деревню – все равно что в России не побывать. Поэтому Мэри привезла Боба на дачу к брату, то есть в это волчье логово. А уж там его сразу взяли в оборот. Как водится в этой семейке, с порога раздели и загнали в баню.

– Что вы делаете! – испугалась Мэри и как всегда застонала: – О господи!

Наш любезный папочка открыл свое вино последнего урожая (в этой семейке любят угощать заложников). После дегустации распаренный Боб сразу натерся снегом. Только нашей доброй мамочке это показалось скучным, она пошла в сарай и вытащила оттуда пеструю курицу. Мы поняли, к чему она клонит.

– Не надо! – умоляла ее Мэри. – Не надо, он этого не переживет!

Добрая мамочка усмехнулась и спросила тихим голосом:

– Где топор?

Топор я подала. Пока искали пенек, я успела шепнуть Бобу:

– Беги отсюда, друг! Беги, пока не поздно. Я знаю эти методы: сначала банька, потом вино, потом сациви, потом тебя погонят в прорубь… Меня они окрутили точно так же.

Боб ничего не понял, еще ни один американец не понял мой английский. Боб наблюдал за курицей. Она пыталась вырваться, хлопала крыльями и скандально кудахтала. Добренькая мамочка уложила ее на пенек и рубанула. Голова с повисшим гребешком и раззявленным клювом упала на снег. Безголовая курица заметалась у нас под ногами. Это был концертный номер. Так… не для мяса, а в рамках культурного обмена. Кур на этой даче держали только для яиц и в декоративных целях, а в духовку отправляла тех, что купили в гастрономе. Боб об этом, конечно, не знал.

– Как вы могли! – переживала Мэри. – Он никогда не резал мясо. Он его даже не солил! Он всю жизнь покупает в супермаркете готовые бифштексы. Он думает, что есть такая специальная порода соленых свиней для барбекю!

– Ничего… – подливал любезный папочка. – Пусть наращивает обороноспособность.

Так Мэри оказалась в Канзасе. Вместе с Алисой. В «Кеннеди» ей выдали собаку через десять минут после прилета. Что происходит в «Домодедово», Мэри не могла понять.

В Америке все было просто. Сначала свадьба. И даже белое платье, элегантное белое платье для невесты элегантного возраста. Потом Мэри пересдала водительские права, подтвердила диплом, получила грин-кард и нашла работу по специальности в обычной американской школе.

Мэри подружилась с соседями. С энтузиазмом отмечала местные праздники, на Хэллоуин нарядилась ведьмой и купила тыкву, на День независимости поднимала американский флаг и даже разрешила к параду машин раскрасить бабочками свой кабриолет. Это было для нее совсем отвязным жестом. В России она слишком бережно относилась к вещам и всегда была очень сдержанной. В Америке она научилась улыбаться во весь рот.

Свою новую жизнь Мэри фотографировала и отсылала родителям отчеты.

Ее отец (деду было за восемьдесят) ежедневно в девять вечера выходил на связь. Она ему рассказывала про смешных американцев, с которыми ей не о чем разговаривать, про Боба, который купил новый «Мустанг» за бешеные деньги, и, конечно, про Алису, как она там попушистела на американских витаминчиках.

– Возвращайся домой, – говорил дед. – Я тут слежу за новостями. У вас там кризис.

– Какой кризис, па? Ты не представляешь, как они пашут! Никаких перекуров, никаких опозданий, работают как лошади. Я бы до сорока не дотянула, если бы мне пришлось так работать. А вечером спортзал. Да ты представляешь, я тоже хожу в спортзал с Бобом.

– Зачем тебе этот Боб? У нас клубника поспела.

Мэри прилетела в отпуск, помолодевшая, в фирменных джинсах, с новыми зубами. Показала племянникам свои бицепсы, надарила шмоток с распродажи и уверяла, что в Америке у нее все ОК.

В дом к Бобу она вписалась легко. И даже оттяпала у него кусок газона, чтобы устроить там огород. Боб никогда не видел овощи на грядке. И не очень верил, что они вырастут.

– Смотри! – Мэри показала семена его любимой кукурузы и положила их в землю.

Каждый день Боб проверял: растет – не растет. Когда кукуруза поднялась, он сделал вокруг нее маленький красный заборчик. А когда созрели початки, он позвал соседей подивиться на чудо.

Дед посмотрел фотоочет с праздника урожая и кинул коммент:

– Капиталисты ненормальные.

Так прошло два года. А на третий и правда грянул кризис. Фирма «Моттис» решила сократить штат. Боба уволили. Он стал безработным американцем при русской работающей жене.

Мэри топталась возле пятого окна. Она уронила на пол документы, наклонилась подобрать, но, наклонившись, уронила шарфик. Ей дали бланк и сказали заполнить. Второпях Мэри его испортила и попросила новый.

– Можно бланк? Можно мне еще бланк? Где взять бланк? – она завертелась.

Бланк ей не дали. Голова поднялась и ушла. Скрылась за серой дверью. У окна собралась очередь, и все пассажиры смотрели как прикованные на эту серую дверь. А что уж у них там было за дверью, никто не знал. Может быть, дыба, а может быть, испанские сапоги.

– Как долго! – Мэри отмахивалась шарфиком. – Господи! Как долго!

Голова вернулась, что-то пережевывая на ходу. Мэри полезла в окошко и почти зарыдала:

– Пожалуйста! Скорее! Мне нужен пропуск на склад! Там моя собака!

Мы с любезным папочкой, как услышали такое, чуть не взвыли от досады.

– Ох, – он хлопнул себя по карману. – Да что ж она творит!

– Да… – я расстегнула пальто. – Расслабилась совсем в своей Америке…

Мэри забыла, а может, и вовсе не знала, что у нас в России никакой голове ни в каком окошке нельзя говорить «пожалуйста» и тем более «скорее». С русского разговорного на русский административный эти слова переводятся так: «пускайте мне кровь, плюйте мне в лицо, унижайте меня, о, да! я согласен быть вашей жертвой».

– Документы, – в окне это сразу поняли.

Бедная Мэри протянула все, что у нее было: и посадочный талон, и ветсправки, и разрешение на провоз, и квитанции об оплате, и свой американский паспорт, и даже фото Алисы.

– А где российский паспорт? – спросила голова.

– Зачем? – побледнела Мэри.

Голова облизнулась:

– Так положено.

– Зачем? – повторила Мэри еще одно запретное слово. – Зачем? У меня американское гражданство! Вот мой паспорт! Рейс из Америки! Собака отправлена в Штатах! Мною лично! У собаки американское разрешение! Я все оплатила! Зачем же вам мой российский паспорт?!

– Так положено, – кайфовала голова.

– Почему?! – закричала Мэри.

Мы с любезным папочкой одновременно застонали. «Почему?» – это был самый запрещенный вопрос. Голова тут же на него среагировала, собрала губы в трубочку и, слегка покачиваясь, блаженно прочмокала:

– Мы не можем пускать на склад иностранцев.

Российский паспорт лежал у Мэри в ее российской квартире. Там она каждый раз останавливалась, когда приезжала в отпуск. Свой первый день на родине Мэри всегда начинала с уборки. Протирала пыль, мыла окна, стирала шторы.

В этой маленькой квартирке хранились все ее вещи и библиотека. Книжные полки занимали всю стену в зале, от пола до полка, в основном это были советские издания русских и зарубежных классиков. Мэри, будучи еще советским преподавателем, выписывала это все, как тогда было принято, и очень берегла все собрания сочинений. Однажды в свой приезд она заметила дырочку на третьей полке и начала припоминать, кому из племянников и в каком году она могла