Истеричка - Соня Дивицкая

– Где мой пятый том Вальтера Скотта? Я помню, что давала его кому-то еще до отъезда, кажется, в 1999 году. Кажется, тебе?

– Нет, нет! Не мне, – отвечал каждый из племянников. – И потом… Мэри, когда это было? Кто ж теперь вспомнит?

– Ищи! – она просила. – Обязательно! Прямо сейчас все бросай и беги искать.

Пять лет каждый отпуск начинался с поисков Вальтера Скотта. Целый год семья жила спокойно, но, как только Мэри приезжала на лето, все кидались искать пятый том. Виноватым себя чувствовал каждый. В этой семейке любой из племянников был очень даже способен хапануть у тетки пятый том и заиграть его с потрохами.

– Ну как же так можно! – Мэри страдала. – Не вернуть книгу! У меня дырка на месте пятого тома. Что мне теперь делать?

На тему Вальтера Скотта Мэри пилила всех ровно месяц, пока была в России, в Америке она про него забывала. И мы спокойно жили до следующего отпуска.

Любезный папочка объяснял этот феномен по-своему.

– Ох, уж эти холостяки! – он говорил мечтательно. – У них совсем другая психология. Свободные люди! Они не привыкли к постоянным компромиссам. Они признают только свой порядок, свои правила. А мы, жертвы семьи, мы все терпим. Теряют наши вещи – терпим, тратят наши деньги – терпим. Занимают наши кресла… – он посмотрел на зятя, который уселся во главу стола на папочкин престол. – А мы терпим. Терпим. А то ведь… и отравить могут.

– Можем, можем, – кивнула наша добренькая мамочка.

Да, Мэри привыкла к своим порядкам. Ее тапочки целый год стояли у двери в прихожей, и по приезде она точно знала, какое движение ногой нужно сделать, чтобы в них попасть. Ее кружки, тарелки и прочая мелочь хранилась на своих местах всю ее жизнь, и ее российский паспорт лежал себе спокойно в папке с документами в письменном столе, в первом ящике, в левом углу. Оставила, потому что в Америке он был не нужен. Кто мог предположить, что без этого паспорта нашу Мэри, нашу русскую тетку Машу, в России назовут иностранкой?

– Хорошо! Теперь я иностранка! – закричала Мэри в пятое окно. – И я требую, чтобы мне сейчас же немедленно показали мою собаку! Где этот склад? Проведите меня туда под конвоем! Я ничего не возьму! Я не сделаю схему и не передам ее в американскую разведку! Я хочу видеть свою собаку! Я хочу убедиться, что с ней все в порядке! А потом будем делать ваши идиотские бумаги!

Кажется, голова плохо слышала. Тирада пролетела в стену. Голова повторила:

– Сначала пропуск.

Мэри всхлипнула:

– Скажите, она хотя бы жива?

Я попросила у папочки фляжку. Мы разделили последний квадратик шоколадки.

– Нервы у нее ни к черту, – папочка сказал. – Что они там с ней сделали?

– Ага, – я начала постукивать каблуками. – А что бы от нее осталось, интересно, если бы она рожала в нашем роддоме?

– Да, – причмокнул папочка, – или послужила годок в нашем стройбате.

Мэри вытирала слезы шарфиком. Она безрассудно умоляла голову из пятого окошка:

– Я только посмотрю на Алису. Проверю, в каком она состоянии. Понимаете, это шелти, она очень умная. Это собака с высоким интеллектом. У нее хрупкая психика. Она как ребенок! А в багажном отсеке холодно. И душно. И тесно. Для нее лететь в таких условиях – травма. Она переживает! Вы понимаете?

Голова выпустила антенки, но они не ловили частоту, на которой рыдала Мэри.

– У нее сердце разорвется! – взвизгнула наша избалованная капитализмом тетка.

И тут любезный папочка не выдержал. Он подошел к стойке пятого окна. Выхватил у Мэри все документы. Секунду подумал и развернулся назад к третьему окну. Его лицо стало таким же каменным, как у головы. Глаза смотрели сквозь предметы, губы вытянулись в тонкую полоску. Он выложил в третье окно посадочный талон, разрешенье на провоз собаки и сказал:

– Э-э-э…

И все. Голова в третьем окне, та самая голова, что час назад направила Мэри в седьмое, начала заполнять бумажку на получение собаки.

Мы ждали молча. Мы не пытались понять, что случилось с головой. Почему нас послали из третьего окошка, прогнали по кругу, а потом вдруг решили принять. Ни меня, ни нашего любезного папочку такие ломаные траектории оформления бумаг не удивляли. Возмущалась только Мэри.

– Да разве можно так обращаться с человеком! – она собрала у окошка митинг. – Какая грубость! Какое наплевательское отношение к своим обязанностям! В «Кеннеди» я получила собаку за десять минут, а в «Домодедово» надо мной издеваются второй час!

– Наверно, что-то случилось, – подсказал кто-то из ближних, – поэтому они и тянут.

– О господи! – Мэри подула себе на лицо. – Алисочка!

– Знаете, как это у нас бывает, – накручивали в очереди, – сначала проворонят, а потом начинают мутить…

– О господи! – стонала Мэри. – О господи! Что они сделали с моей собакой?

Наконец голова протянула бумагу:

– Третий склад. Терминал через улицу.

Мэри кинулась к выходу. Она отмахивалась шарфиком и кричала во все стороны:

– Где третий склад? Как найти третий склад?

Два грузчика в замызганных желтых жилетах показали в разные стороны.

– Ну почему? – закричала на них Мэри. – Почему у вас такая грязная одежда?

Мэри всегда раздражалась по мелочам. Когда Боб остался без работы, она терпеливо и спокойно платила по кредиту за «Мустанг». Но, когда Боб откопал в гараже старую барабанную установку, тут нервишки у нее и сдали.

Каждый день Боб привозил в гараж ящик пива и вспоминал хиты, которые играл в рок-группе своего колледжа. За ударные Боб не садился лет двадцать, поэтому получалось у него не очень. Звукопроницаемость американских строений привела Мэри в отчаянье. Она поднималась в мансарду, но и там было слышно пьяные барабаны.

– А что вообще такого страшного случилось? – Мэри заходила в гараж вынести пустые бутылки. – Сокращение, кризис… я понимаю. Но почему ты не ищешь другую работу? Твое пособие уменьшается. Чего ты ждешь?

– Я не могу найти работу, – отвечал Боб.

– Ты не можешь найти работу! – удивлялась Мэри. – Я, эмигрантка, женщина, учитель, в сорок пять, смогла найти работу, а ты, мужик, инженер, в своей стране, не можешь!

– Я всю жизнь работал на «Моттис», – буробил пьяный Боб. – Я всю жизнь проектировал лифты. И меня сократили. Это нормально?

– Нормально! Ищи работу! Ты сопьешься, как русский!

– Я всю жизнь работал на «Моттис». Я умею проектировать лифты. А теперь для меня нет работы.

– Ищи любую.

– Я всю жизнь работал на «Моттис». Я ездил на курсы повышения квалификации. А меня сократили. И теперь я должен искать любую работу?

– Да!

– Если я соглашусь на любую работу, я упаду. У меня не будет шанса подняться.

– Почему? Почему? – не могла понять Мэри. – Я всю жизнь была учителем. Я преподавала английский в России. А что я делала тут первый год? Ты помнишь? Я работала в магазине одежды! Я помогала людям мерить шмотки. И что? Теперь я снова учитель…

– Я всю жизнь работал на «Моттис» … – выстукивал Боб на тарелках.

– Хватит! – Мэри схватилась за голову.

Боб протянул ей бутылочку пива. «Не хочешь, как хочешь», – сказал он по-русски и снова взялся за палочки.

Как и предполагал наш папочка, тетка Мэри была совсем не подготовлена к семейной жизни. Конечно, она могла бы хряпнуть с Бобом пива. Могла бы пару раз ударить в барабан, сплясала бы по-русски, обхаяла бы «Моттис» … Но тетка Мэри всю жизнь преподавала английскую грамматику, поэтому к импровизациям была не склонна.

– Зануда! – она обиделась на Боба и взяла Алису на поводок.

Мэри гуляла в парке через дорогу, но и там ее доставал «Аэросмит». Так прошли три месяца. За это время Боба признали банкротом, и государство аннулировало все его долги. Барабаны при этом не умолкали. Мэри позвонила адвокату, чтобы оформить развод.

Двери на склад были заперты. Внутри раздавались железные лязгающие звуки.

– Откройте! Откройте! – Мэри начала молотить ногами. – Скорее!