Жизнь гейши. Мемуары самой известной гейши в мире - Минеко Ивасаки

Вскоре Яэко разобралась со своими долгами. Она вернула тетушке Оиме сумму, которую заняла еще в 1952 году, а Старой Злюке – деньги на покупку дома. Тетушка Оима отдала матушке Сакагути все, что той причиталось.

Вместо процентов Яэко подарила Старой Злюке аметистовую застежку для оби. Старая Злюка донельзя оскорбилась. Яэко купила застежку в ювелирном магазине, с которым мы давно сотрудничали. Она знала, что нам известна точная стоимость этого украшения. Вместо того чтобы сгладить отношения, этот демонстративный жест стал очередным подтверждением вульгарности Яэко и ее открытого пренебрежения традициями карюкай.

Тем временем я тоже начала сопротивляться жестким правилам. Впрочем, это было естественно – мне только что исполнилось четырнадцать. Ничего не сказав семье, я совершила нечто абсолютно запретное – записалась в баскетбольную команду.

Мне были категорически запрещены любые занятия, из-за которых я могу получить физическую травму. Поэтому я сказала Старой Злюке, что хожу на занятия в клуб икебаны. Она была довольна, что я заинтересовалась таким утонченным делом.

Мне понравилось играть. За годы танцев я так отточила навыки концентрации и чувство равновесия, что стала для команды настоящим подарком судьбы. В том году мы заняли второе место на региональном чемпионате.

А Старая Злюка так ничего и не узнала.

16

В НОЯБРЕ 1964 ГОДА, в возрасте девяноста двух лет, тетушка Оима внезапно заболела и слегла. Мой пятнадцатый день рождения прошел незамеченным. Я старалась как можно больше времени проводить у ее циновки, говорить с ней, массировать ее старые, усталые мышцы. Купать ее и менять утку тетушка позволяла только мне и Кунико.

В Гион-кобу подготовку к Новому году начинают в середине декабря – раньше, чем во всей остальной Японии. Первый день в долгой предпраздничной череде – 13 декабря, мы называем его Котохадзимэ.

Первое дело в Котохадзимэ – навестить иэмото для традиционного обмена поздравлениями и подарками. Иэмото дарит каждой из нас новый веер для грядущего года. Цвет веера соответствует нынешнему рангу каждой из нас. В ответ мы от имени семьи преподносим ей два подарка: окагамисан (два пирожка из липкого толченого риса, поставленные один на другой) и красно-белый конверт с деньгами.

Конверт перевязывают затейливым украшением из золотой и серебряной нитей. Сумма в конверте связана с «ценой» веера, который получает каждая гостья, то есть с ее положением в иерархии школы: дети дарят меньше, старшие гэйко – больше. После Котохадзимэ иэмото жертвует пирожки и деньги школе для детей-инвалидов или умственно отсталых.

В тот день, 13 декабря, я оделась и, как полагается, пошла с визитом к иэмото. Помню, что ощущала легкую ностальгию. Это был мой последний год в статусе непрофессионала. Следующей осенью, в шестнадцать лет, меня ждал экзамен для майко, и, в случае успешной сдачи, я могла начать свою карьеру.

К моему огромному удивлению, Старшая Наставница кивнула мне и сказала: «Минэ-тян, послезавтра в Школе Нёкоба будет проходить экзамен, и я хочу, чтобы ты на него пошла. Начало в десять часов, так что, пожалуйста, обязательно явись не позже половины десятого».

Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться, хотя я не чувствовала в себе сил, чтобы взваливать на плечи еще одну ношу, помимо болезни тетушки Оимы. Я вернулась домой и рассказала тетушке новости. И тут с ней произошла невероятная перемена. Она снова стала похожа на себя прежнюю. На лице ее появилась улыбка, и она начала напевать свою песенку «суи-суи». Я впервые поняла, насколько для тетушки Оимы важно мое становление в качестве майко. Это было значимым открытием: оказывается, я многого прежде не замечала.

Старая Злюка вернулась посреди застолья. Тетушка Оима рассказала ей об экзамене. Старая Злюка оживилась даже сильнее, чем тетушка Оима.

– Кошмар. Времени остается совсем мало. Кунико, отмени мои банкеты до конца дня. А также все мои встречи на завтра и послезавтра. Ладно, Минэко, давай браться за дело. Позвони двум девочкам из школы и пригласи их сюда. Тебе лучше репетировать в группе. Скорее, нам пора начинать!

Я даже растерялась от такой настойчивости.

– Но по-настоящему я буду сдавать экзамен только в следующем году. А этот – просто так. Тем более что я знаю эти танцы.

– Не говори ерунды. Нам надо приниматься за дело, а времени мало. Иди, позвони подружкам. И поскорее.

Я не понимала, зачем так суетиться, но сделала, как было велено. Девочки были рады дополнительному вниманию.

Нам задали выучить семь произведений. Старая Злюка достала свой сямисэн и начала играть. Каждый танец мы повторяли сотни раз, разучивали всю программу сутки напролет, почти не делая перерывов на еду и сон. По истечении двух дней я наизусть выучила каждое мельчайшее движение. Старая Злюка не останавливалась ни на минуту. Она была потрясающая.

15 декабря Старая Злюка разбудила меня даже раньше обычного, чтобы точно успеть в Школу Нёкоба к назначенному времени. В студии в ожидании начала экзамена уже сидели тринадцать девочек. Все очень волновались. Кроме меня. Я по-прежнему не осознавала важности момента.

Для некоторых из девочек этот экзамен был единственным шансом: если они не сдадут его сегодня, им придется распрощаться с мечтой о том, чтобы стать майко.

Нас вызывали по одной. Дверь в студию закрывали, так что мы не могли видеть, что происходит внутри. Это только усиливало напряжение, витавшее в коридоре.

Каждой экзаменуемой объявляли, какой танец она будет исполнять, только когда она входила в аудиторию и в полном одиночестве поднималась на сцену. В этот момент Старшая Наставница говорила ей, что делать.

Две подруги зашли передо мной.

– Что вам досталось? – спросила я.

– «Ториой» (история бродячего музыканта, играющего на сямисэне), – ответили обе.

«Легкотня, – подумала я, – этот я знаю». И начала мысленно танцевать «Ториой», педантично повторяя каждое движение одно за другим. Я совершенно не понимала, с чего все так волнуются.

А потом пришла моя очередь.

Первая часть экзамена состояла в том, чтобы открыть дверь. Я сделала все в точности, как меня учили. Теперь эти механические движения стали моей второй натурой. Они выглядели текучими и грациозными.

Я отодвинула дверь, поклонилась, попросила разрешения войти. И поняла, почему другие девочки так нервничали. Старшая Наставница принимала экзамен не одна. В студии были все младшие наставницы. И хозяин отяя «Итирикитэй». И члены Кабукай. И делегаты из ассоциаций отяя и гэйко. И другие люди,