Комната одиночества - Александр Павлович Волков

Я открыл, было, рот, чтобы сказать, что Жюль Жане в таких случаях… Но передумал, а Куницын тем временем продолжил:

– Ладно, давай вечером продолжим разговор по этой проблеме.

Я обрадовался, что венеролог не начал вспоминать француза с его обильными промываниями.

– Согласен, – отвечаю Куницыну.

Но в тот же день я, как назло, сел с Куницыным играть в шашки. Надо же, с первой партии обыграл старого подполковника. Куницын говорит:

– Давай сыграем на червонец?

– Давайте, – а что я мог ему ответить?

Сыграли, и опять я выиграл. Вижу, завелся подполковник.

– Давай еще на червонец, – говорит, а рукой все пот на затылке обтирает.

Сели играть. Только разве можно назвать игру игрой, если напротив сидит человек, выведенный из нормального расположения духа? Я, естественно, выиграл. Куницын делал такие ходы, что становилось и смешно, и грустно. Ведь не сказал же я Куницыну, что сам только в шашки и играю, в шахматы или карты ума не хватает, запоминать нужно, высчитывать, а это так утомляет. В общем, выиграл опять я, Куницын подхватывается с места и выскакивает из ординаторской. Возвращается с бутылкой коньяку.

– Давай я коньяком расплачусь? Мне один больной передал. Я пожал плечами, как бы соглашаясь.

Куницын ставит коньяк на стол и говорит:

– Сейчас выпьем или потом?

Я понял, чего он хочет, и говорю:

– Сейчас.

Достал Куницын стаканы, лимон, нарезал его, потом в два приема мы расправились с бутылкой. Посидели с минуту молча, тут Куницын и предлагает:

– Давай еще на червонец сыграем? У меня есть партийные деньги.

Не отвязаться было, поэтому я согласился, но поставил условие, что играем в последний раз.

– В последний, в последний, – забормотал Куницын.

Когда начали играть, я посмотрел на руки подполковника – кончики пальцев мелко-мелко дрожали. У меня так дрожали пальцы, когда я долго и нудно тащил чемоданы при переезде к месту службы. «Вот, – подумал я тогда, – заводной мужик, даром что дерматолог, быть бы ему психотерапевтом – подвижником прослыл бы». Конечно, я понял, что нужно поддаться. Я поддался, подставил ему под бой сразу три своих шашки, но Куницын так долго не решался их бить, что я решил, было указать ему, но только возможность с его стороны взрывной реакции меня остановила.

Когда Куницын, наконец, выиграл, и черты его лица сгладились, и весь он, как я понял, по темным местам на халате, покрылся потом, я молча достал червонец и протянул подполковнику.

Куницын взял купюру и стал кивать головой:

– Я в тебе не ошибся, я в тебе не ошибся, – потом пауза и далее, – ну, что сегодня вечером? Не забыл?

– Не забыл, – сказал я и выскользнул из ординаторской. Вечером я сел у окна в приемном отделении и стал смотреть в сторону проходной, ведь только через эти двери можно с территории госпиталя выйти.

Через несколько минут сзади меня пристраивается начальник госпиталя и тоже смотрит в сторону проходной. Я подумал, что начальник может унюхать от меня коньячный запах. Поднялся и хотел выйти. А начальник госпиталя смотрит через окно, и знай себе, посмеивается. Потом Сан Саныч разворачивается к дежурной и говорит:

– Смотрите, как Куницын будет местного протаскивать.

Я понял, что Сан Саныч не по мою душу, и успокоился, смотрю, вытянув шею, туда же, куда и он. Вижу, мелькает голова Куницына, вроде бы кому-то что-то за забором объясняет и подпрыгивает при этом:

– Сейчас зайдет сам, убедится, что меня нет, а потом поведет местного. Вот как деньги делаются! – продолжил Сан Саныч.

Точно, голова Куницына исчезает, через время появляется он сам на территории госпиталя и медленно так, посматривая в стиле охотника в поле по сторонам, двинулся к приемному покою. Потом Куницын поднял глаза и остановился – увидел, значит, Сан Саныча, медленно развернулся, как обычно разворачивается прогуливающийся человек, и направился к проходной.

Сан Саныч засмеялся, потом говорит:

– Вот и разорил своего подчиненного на пятьдесят рублей.

Смотрю, Куницын вновь заскакивает на территорию и уже стремительной походкой делового парня направляется к приемному покою. Выходит и прямо с порога начинает:

– О, Сан Саныч, вы еще здесь? А я жду свою жену, Розу, все не появляется, мы тут с ней решили, как бы это сказать, отправиться на…

– Да-да, конечно, я же не мешаю, – перебил Куницына Сан Саныч.

Куницын для приличия повертелся в приемном покое еще пяток минут, но Сан Саныч не собирался никуда уходить или, во всяком случае, всем своим видом демонстрировал это. Тогда Куницын, вроде как впервые, заметил меня, патетически вскричал, как мне показалось, больше с отчаянием:

– О, мой юный друг! Пойдемте, у меня к вам есть дело.

Идем мы с Куницыным по дороге, а я все думаю, что неспроста пас Куницына начальник. Я частенько замечал, что рано утром и вечерами на отделение к Куницыну местные рвутся, только и слышно из загончика, где смотровая:

– Гыр, гыр, гыр…

А потом голос Куницына:

– Вот видишь, генацвале, все отлично, здоров!

Затем обычно щелкает дверца смотровой и вываливается из нее довольный грузин с густыми усами.

В общем, все понятно, и какие у Куницына цены я узнал. Но, скажите, пожалуйста, зачем считать чужие деньги? Ведь тогда рано или поздно кто-нибудь захочет посчитать твои.

Куницын потащил меня в духан, мы сели в углу и выпили по бутылке теплого и оттого особенно гадкого «Эрети». Потом оказалось, что у нас нет на продолжение денег, и он потащил меня к своему знакомому. Когда подходили к дому, в котором обитал знакомый Куницына, было сказано так:

– Это пациент, которого я из могилы вытащил!

– А что у него было?

– Дерматоз.

Этот диагноз мне ничего не говорил, но для Куницына, видимо, значил много, поэтому я перестал расспрашивать. А когда я отвечаю Куницыну, то первым обычно перестает спрашивать он.

Как-то подлетел ко мне Куницын в госпитале, чуть не со скрипом тормозит на каблуках и сразу в лоб вопрос:

– Ну-ка, скажи, знаешь синдром Ван-дер-Хэве?

Как специально венеролог в точку попал – как раз преподаватель по терапии писал монографию по этому синдрому или статью, сейчас уже не помню, но нам разложил этот, да и многие другие синдромы, по полочкам.

– Тугоухость, синеглазость и поражение костной ткани.

Куницын посмотрел на меня и говорит:

– Ты не прав, это синдром Марфана.

– Какого Марфана? Там арахнодактилия ведущий синдром.

Куницын повеселел лицом и сказал тогда:

– Мне срочно нужно к Сан Санычу.

А тогда мы позвонили в дверь. Открыл поджарый грузин