Комната одиночества - Александр Павлович Волков

– А дальше так: какой-то старлей, я уже не помню, кто, тут же вскочил из-за стола, скинул с себя тужурку и давай ею со стола вытирать. Вытер и измазанную свою куртку вытолкал в иллюминатор. Снова сели. Тут старлей кричит, мол, документы в кармане были. Побежал на палубу, стал вылавливать, в общем, обошлось.

С Аликом всегда было интересно. Я-то знал, что Алик кроме своей основной работы, старпомом на катере, подрабатывал ночным сторожем на овощной базе. А что, местность такая, нужно вертеться. Сутки Алик дежурил на катере, а трое дома, но непосредственно дома он почти не был. Когда я с Аликом стал на охоту ходить, он мне все и рассказал. Просидит Алик на базе сутки, а потом наступает его очередь отбирать из поступивших овощей самые крупные и привлекательные с виду и нести на базар продавать. В общем, после таких сделок Алик приходил на свое очередное дежурство в часть, имея в кармане полторы сотни неподотчетных денег и тут же посылал кого-нибудь из вольнонаемных за водкой и закусками в духан. Потом Алик всю ночь гудел, а с утра выпивал на опохмелку рюмку водки и шел домой на трое суток, но дома он почти не бывал, впрочем, я уже об этом рассказывал.

При жене Алик не пил. Я был у него дома. Когда жена налила мне, как гостю, рюмку чего-то крепкого, Алик, что для меня удивительно, стал жаловаться на печень и прочие отклонения в здоровье. У Алика жена была из местных – менгрелка. Я, если честно, не различаю, кто из местных женщин грузинка, кто менгрелка, кто аджарка, кто имеретинка и тому подобное, а для самих местных жителей это, как видится со стороны, очень важно. И вообще, мне кажется, что в грузинских женщинах есть что-то такое особенное. Вот грузины местных баб ругают, все хвалят русских, мол, и красивые, и все такое, а замуж берут только своих. Почему? Значит, есть в бабах местного производства что-то такое, за что можно и в жены взять. Вот, Алик тоже, хоть и русский, а в жены взял местную женщину. А дети у Алика красивые, как боги. Вообще, местные ребятишки красивые, мордашки смазливые, как на поздравительных открытках сороковых годов. При жене Алик почему-то и не пил. Значит, есть в этой женщине что-то такое, что лучше при ней не потреблять. Хотя, стоп – как-то, говорят, напился-таки Алик при жене, на свадьбе своей дочери. Ее, как и положено, по местным обычаям, похитили, а уж потом, как водится, свадьба. Так вот, на свадьбе Алик и надрался до поросячьего визга. Но перед свадьбой срочно уволился из части. Уволился и словно в воду канул. Я порасспрашивал кое-кого из знакомых, где да что, а потом навел справки официально. Оказалось, что Алик устроился в рыбоохрану в порту. И чего его понесло в такое место? В общем, как-то я направился в порт, чтоб Алика разыскать. На территорию порта меня пропустили, а обратно нет – уперся охранник и не пускает. Я тогда разошелся, тем более что Алика не нашел, и начал принципиальничать. Повернулся к охраннику спиной и направился к воротам. Охранник следом, достает пистолет и орет:

– Имею право стрелять! – и в голову мне целится, я так ясно видел дульный срез у старого нагана.

«Ну, – думаю, все равно не выстрелит». Говорю этому старику-охраннику:

– Ты, биджук, я военный, понял? Имею право ходить, где хочу!

А тот дебил ни в какую. Орет что-то, уже по-грузински или по-менгрельски, я, если честно, различий между грузинским и менгрельским не понимаю. Знаю только, что «да» по-грузински – «ки», а по-менгрельски – «хо». В общем, орет местный, я еще подумал, не замкнуло ли мужика с похмелья, не придется помощь оказывать? Но как помощь оказать, если пистолетом у носа машет?

Тут вижу, из конторки выскакивают грузинские женщины, я узнал их по черным одеяниям, и начинают голосить, обращаясь к охраннику.

Я не успел испугаться, когда пришла мысль, что этот чокнутый сможет выстрелить. Женщины, как я понял, уже вызвали милицию, когда заслышали наши трели, и выскочили отвлечь этого дебила-охранника от меня на время, за которое менты должны были доехать. В тот раз менты как-то быстро доехали, я не слышал, как, только чувствую, сзади меня схватили эти подонки в форме и стали руки заламывать. Потом поволокли в караулку, втолкнули, будто я сбежавший из мест заключения, и стали допрашивать как обычно, кто я и откуда. Я им, этим козлам вонючим, и говорю:

– Я военный и пришел к Алику, он – командир боевой части номер пять.

Не помню, зачем я понес про боевую часть у рыбоохраны? Чтоб местные меня не поняли? Так они вообще по-русски плохо понимали. В общем, получился разговор немого с глухим, я им одно, они мне другое, и все меж собой: гыр, гыр, гыр. И опять меня замкнуло, понес я их, на чем свет стоит, и по национальному вопросу прошелся, и все такое. Говорю, мол, нельзя обижать великую нацию. Интересно, кого я имел в виду? Но эта банда, то бишь – охрана и менты, конечно, только морды насупили и еще яростнее по-своему загыркали. Тогда я попросился в туалет.

– Не могу больше терпеть, – говорю им, – отведите сейчас же.

Отвели, все-таки смилостивились. Тогда я влез в кабинку, потом перемахнул через верх и спрыгнул на землю. Побежал со всех ног и к проходной, ведь вся охрана порта собралась в караульном помещении, и территория была совершенно без охраны, постовые оставили свои посты, чтоб на меня, на диверсанта, так получается, посмотреть. Тут слышу сквозь шум в ушах, что возник у меня от быстрого бега, как сзади вновь заголосили бабы. Я, конечно, остановился. Оглядываюсь, вижу – мент в меня целится. Чтоб его подбросило, заразу, и откуда он взялся? Я, конечно, стою и не шевелюсь. Он, мент, держит пистолет на вытянутой руке и кричит мне что-то по-грузински, да так кричит, что в пору его в смирительную рубашку упаковывать. Во, положеньице – помощи бедняге не оказать. Да и о себе пора было подумать, так и пальнут из пистолета эти идиоты, потом доказывай, что ты был прав.

Смотрю, зашелся парень в крике, а бабы стали на его руках виснуть. Черт поймет, чего этот мент хочет. Тут на крик остальные сбежались, и понял я, что и этот грузин считал, что имеет право в человека выстрелить. Пошел я к ним, как бы сдаваясь.