В начале было Слово – в конце будет Цифра - Маргарита Симоновна Симоньян

– Хм… Как тебе объяснить, язычник? Ты ведь все равно не поймешь.

– О, началось! Помоги мне Афина! Какие же вы утомительные, христиане. Зря Нерон кормил вами львов, у бедных животных наверняка было от вас несварение, – Временный Демократ нальет стакан до самого верха и снова перейдет на вы. – Послушайте. Меня воскресили одним из первых, еще до ликпися. И я успел почитать пару книг, пока их не сожгли. Библию вашу читал. Ну, вы меня извините, коллега, это ни в какие ворота. Я понимаю, что мы в античности были не ангелы, но у вас даже ангелы такое вытворяли!

Иоанн заметит над гамаком рожу святой свиньи и ничего не ответит, вспомнив Его наказ не метать бисер перед свиньями.

– Послушайте, коллега, – скучно продолжит Временный Демократ. – Там, за этими стенами, все остальное человечество. Они полны ненависти и отчаяния, как афиняне после Пелопонесской войны. Мы с вами сетуем, что у нас нет изысканных кушаний, нет жаркого из сладкоголосых дроздов…

– Я не сетую, – уточнит Иоанн.

– А у них вообще ничего нет! – продолжит Временный Демократ, не отвлекаясь на Иоанна. – Знаете, какое там самое популярное блюдо? Крошка! И они еще спорят, чем ее заправлять – холодной водой или горячей! А недавно еще налетела богомерзкая саранча, которая жалит так, что они корчатся в неописуемых муках ровно пять месяцев, каждую из двухсот тысяч минут этих месяцев умоляя богов, которых нет и не было никогда, о том, чего единственного не существует в последние времена – о смерти!

– Впечатляет, – скажет Иоанн. – Но где-то я все это уже слышал.

– Где ты мог это слышать, сын праха, тебя только что воскресили! – взвизгнет Временный Демократ, но тут же сам вернется к тону, приличествующему демократической дискуссии. – Есть еще Спортплощадка, где такие, как ты, упертые остолопы-апостолы пашут страшнее, чем римские рабы в каменоломнях, и пашут они на нас – на несколько сотен светил, собравшихся на Соловках, чтобы найти спасение для всех! Для нас они вырабатывают электричество на человеческой тяге, потому что другой энергии у человечества не осталось. Хоть это наше хваленое молодое светило и утверждает, что открыло энергию веры, но пока что никто не видел, чтобы силой веры можно было хотя бы включить лампочку в уборной.

– Можно.

– Не перебивайте, – взвизгнет Временный Демократ. – Я знаю, куда я веду, все-таки это я придумал диалектический метод! Эти человекоподобные изрядно бунтуют. Пока еще мы умеем с ними справляться. Наши стены прочнее, чем Фемистокловы фортификации, а у них нет топлива. Но топливо они когда-нибудь наскребут. Оно осталось еще кое-где на подземных военных складах. И тогда триста спартанцев при Фермопилах вам покажутся стайкой пьяных гетер. У них появится артиллерия. Танки. Вы знаете, что это? Это страшнее, чем сорок тысяч залпов греческого огня. Клянусь Зевсом, они разнесут тут все в пыль!

– Чем же я могу помочь?

– Это твой долг, в конце концов, сын праха! Ты светило! Что, конечно, меня удивляет, но пути наших богов так же неисповедимы, как и вашего, и иногда они назначают пророками даже таких неатлетичных образин, как мы с тобой. Нас называют светилами вот за этот свет, – временный Демократ дотронется до своего лба. – Он был открыт учеными не так давно. Никто не знает, что это за свечение. То ли это материя, то ли энергия, то ли вообще черт знает что.

– Он-то как раз и не знает, – непонятно скажет Иоанн.

Временный Демократ, сделав большой глоток, пропустит его слова мимо ушей.

– Ученые назвали это – Ненаучное Излучение Метафизического Бытия. НИМБ. Им обладают только считаные избранники за всю историю человечества, любимцы богов, вроде нас с тобой. Раньше нас называли провидцами, мудрецами, пророками. Мы чувствуем метафизическое, внеземное бытие, знаем его тайны, можем творить чудеса, у нас бывают откровения. Понимаешь ли ты, сын праха?

– Конечно. Что ж тут непонятного. У нас бывают откровения. Откровение Иоанна, например. Слышал о таком?

На этих словах разорется ИЯ:

– Запрещенная информация, запрещенная информация!

– Он больше так не будет, – мягко попросит Временный Демократ. – И вообще, досточтимое ИЯ, дайте нам поболтать наедине, будьте великодушны. Уж не думаете ли вы, что я не смогу его убедить? Я, тот, кого дельфийская пифия назвала мудрейшим среди людей, не справлюсь с одним из этих раннехристианских пророков, Зевс их разберет?

– Цыплят по осени щипают, – недовольно пробурчит ИЯ.

– Давайте так, досточтимое. Вы не учите меня, как мне вести диалектическую беседу, а я не напоминаю вам про существование буквы «ы», – вальяжно, как равный, скажет светило (все-таки он тут назначенный Демократ, хоть и временный).

– Мы можем перейти на древнегреческий, – обратится он к Иоанну и добавит уже на этом языке, подзабытом даже искусственным «Я»: – Так ИЯ будет дольше соображать – пока переведет…

Временный Демократ без всякого удовольствия выпьет еще вина, утрется рукавом хитона, предложит Иоанну за неимением сладкоголосых дроздов отведать хотя бы крапивных лепешек, но Иоанн откажется и от лепешек.

– Единственное наше спасение – переехать всем человечеством на Район. Но кто будет обеспечивать Район электричеством, когда случится окончательный конец света, а он уже не то что не за Олимпом, а даже не вот за этим холмом, – светило укажет рукой на гору Голгофу [смотри QR-код], смутно виднеющуюся на соседнем острове. – У искусственного «Я» не бывает откровений. ИЯ знает все или почти все, может все или почти все, но оно не может нарисовать Мона Лизу, написать Реквием. Оно не может сотворить чудо. Без чуда человечество не спасти.

Соловецкая Голгофа

– Я слишком стар, чтобы спасать человечество.

– Я чуточку старше. Я родился в четвертый год семьдесят седьмой олимпиады. А ты когда?

– Я в первом веке от Рождества Господа нашего Иисуса Христа, – с вызовом скажет Иоанн.

– Ну вот. То есть я на полтыщи лет старше. Немного, но все-таки. К тому же еще я родился седьмого фаргелиона[9], аккурат в день рождения Аполлона…

Временный Демократ плеснет себе еще бамбукового. Иоанн промолчит.

– Знаешь ли ты, апостол, что я говорил со своими учениками о бессмертии за полтыщи лет до того, как оно стало модным? За полтыщи лет до твоего рождения! И вот, бессмертие наступило. Теперь надо решать его практические проблемы, – временный Демократ вдруг резко встанет и дернет Иоанна за лохмотья хитона: – Сядь хоть на гамак! Стоишь над душой…

Иоанн, не желая спорить, пока не настало его время говорить, присядет на гамак и с наслаждением вытянет дряхлые