Последняя книжная вечеринка - Карен Дюкесс

– Иногда, – призналась я.

– Ты, наверное, думаешь, что я скучный старик.

– Это не так, – сказала я, возможно, слишком запальчиво. – То есть у меня были подобные мысли, но это было раньше.

– А что изменилось?

Мне стало трудно дышать.

– Не знаю, – прошептала я на выдохе. – Возможно, я изменилась.

Я сжала губы. Я знала, что нужно сделать шаг назад от него, но не могла отрицать, что мне хотелось чего-то большего. Хотелось чувствовать себя умной и интересной, какой я чувствовала себя в его обществе. Больше разговоров и смеха. Больше этих взглядов, которыми он смотрел на меня, когда думал, что я не замечаю.

Я стала поворачиваться, чтобы уйти к своему столу, но тут Генри провел пальцами по моей руке. Он убрал прядь волос с моей щеки и заправил ее за ухо. Я встретилась с ним взглядом. Он провел пальцем по моей верхней губе, и на его лице была неуверенность. Он как бы спрашивал: «Могу ли я?»

Мое сердце билось так сильно, что оно словно оказалось где-то у меня в животе. Со смелостью, которой я в себе и не подозревала, я положила руку на его грудь. Он накрыл ее своей ладонью, теплой и тяжелой. Его грудь поднималась и опускалась. Он приподнял мой подбородок одним пальцем и поцеловал меня в губы. Это было как свободное падение – никаких рациональных мыслей, никакого осмысления происходящего. Мы снова поцеловались, на этот раз словно в спешке, прижимаясь друг к другу, пока я не уткнулась спиной в книжный шкаф.

Снаружи хлопнула дверца автомобиля. Мы застыли. Хлопок входной двери, быстрые шаги с кухни. Еще шаги, все громче. Генри отодвинулся от меня и расправил футболку. Я, продолжая чувствовать головокружение, запаниковала, села за стол и стала перелистывать страницы мемуаров.

– Генри, ты где? – сказала Тилли. Она стояла внизу, около лестницы. – Туалет на первом этаже снова засорился. Где чертов вантуз?

Я никогда не слышала от нее ничего более приземленного.

27

Привычный распорядок дня приятно изменился. Я приезжала на работу с утра, как обычно, но в какой-то момент, днем, я ехала на велосипеде не домой, а к «Джэмс» и ставила велосипед за зданием. Генри заезжал за мной, и мы отправлялись в места, где не могли встретить никого из знакомых. Мы ехали в Хэд оф Мэдоу Бич на севере Труро, но вместо того, чтобы припарковаться справа, на стоянке для местных, мы поворачивали налево и платили два доллара за парковку для тех, кто приехал на день. Мы шли пешком по пляжу к Провинстауну, а затем через колючую траву к низким дюнам, пока не находили достаточно большое расчищенное место, чтобы там можно было лечь.

Мы ездили в «Кэп-эн-Джозис» по трассе 6, где заказывали то, что я считала зимней едой – португальский капустный суп и запеченную фаршированную камбалу – и пили белое вино. Генри нравились мои истории о «Ходдер энд Страйк», особенно если они выставляли Малькольма в дурном свете. Я не подавала виду, что на самом деле Малькольма я очень любила. Малькольм сам когда-то решил рассказать мне о том, как он «полностью себя переделал», приехав в Нью-Йорк из западной Вирджинии. В своих историях я обыгрывала его забавные особенности, такие как англофильство. Он часто говорил так, как говорят британцы: «Пожалуйста, сделайте это через неделю после понедельника».

Генри же потчевал меня историями о начале своей карьеры, когда он еще работал репортером. Мне нравилось представлять его молодым, путешествующим по стране с блокнотом в заднем кармане и внимательно выслушивающим фермеров и работников фабрик, которые никогда раньше не разговаривали с жителем Нью-Йорка, не то что уж с журналистом. Я представляла его сидящим за переносной печатной машинкой в злачном мотеле – рукава на мускулистых руках закатаны, сигарета догорает в квадратной стеклянной пепельнице, пока он пишет, и так до поздней ночи. Меня захватила идея о том, чтобы учиться писать, глядя вовне – на мир и на истории других людей, вместо того, чтобы обращаться к своему внутреннему миру. От этого последнего я слишком часто чувствовала себя загнанной в угол своей собственной неуверенностью.

Конечно же, я очень нервничала в наш первый раз – это произошло на следующий день после того первого поцелуя в его кабинете. Настояв на том, чтобы не делать это как «подростки на заднем сиденье автомобиля», Генри воспользовался тем, что Тилли на целый день уехала на мастер-класс по поэзии в Касл-Хилл, и забронировал комнату в мотеле на севере Труро. Мы вошли в комнату, и когда он закрыл дверь, я боялась даже взглянуть на него. Я села на край кровати, нервно вычерчивая пальцем спиральные линии, отпечатывающиеся на оранжевой синтетической ткани покрывала.

– Для тебя это все впервые? – мягко спросил Генри, садясь рядом и накрывая мою ладонь своей.

Я оглядела комнату, освещенную блеклым светом лампы с абажуром, стоящей на прикроватном столике, взглянула на картину в раме из покореженного дерева с грубо нарисованной лодкой, на которой обычно ловят лобстеров.

– Оказаться в мотеле с мужчиной старше меня? – Я намеренно опустила слово «женатый». – Впервые, определенно.

– А это? – сказал Генри, поднимая мои волосы и целуя меня в шею.

– Я не настолько неопытна, – сказала я, чувствуя, как краска заливает мое лицо, когда я вспомнила, что человек, которого я целовала в последний раз, приходится ему сыном. Я испытывала желание просто встать и уйти, я чувствовала, насколько все это неправильно, но Генри, неверно истолковав мое смущение, взял мое лицо в свои ладони и сказал:

– Все хорошо. Мы можем никуда не торопиться.

Выражение его лица было таким добрым и искренним, таким привычным. Я наклонилась и приникла губами к его губам, целуя его сперва медленно, затем жадно, пока, сама того не осознавая, не забралась на него сверху, обняв его ногами и запустив пальцы в его волосы. Удивленное, обрадованное и слегка беззащитное – это выражение на его лице было невероятным!

Заниматься любовью с Генри было очень необычно. Он был так расслаблен и уверен в себе, так сосредоточен на моем удовольствии, но при этом умел показать, что все это нравится ему. Я наконец смогла расслабиться, так что это было комфортнее и интереснее, чем все, что мне доводилось испытать прежде. Позже раскинувшись на простынях и сбросив покрывало куда-то на пол, я пребывала в полной неге. Я крепко заснула, пока пыльные лучи полуденного солнца, проникающие в комнату через жалюзи, не разбудили меня. Я открыла глаза, увидев, что Генри