Отпусти меня, мама! - Алсу Идрисова

Рита уже не слушала. Она смотрела в дальний конец коридора, который словно светился солнечным светом.

Запыхавшийся, всклокоченный Аркадий быстрым шагом шел к Рите. И через секунду уже сгреб ее в объятия.

– Я успел? – спросил он у Риты.

Она смотрела на него так, словно не могла налюбоваться, словно вокруг не было никого, кроме них двоих. Только сейчас она заметила, какой он бледный, будто обескровленный.

– Успел, – выдохнула она. – Он здесь, – она положила ладонь Аркадия на свой живот. – А теперь давай… присядем.

– Тебе нехорошо? Рита, Рита, что с тобой? Помогите, кто-нибудь, воды!

Глава 26

– Значит, все-таки грехи замаливаете. Я так и думала, – сказала Мила серьезно.

В ее голосе не было ни осуждения, ни жалости.

– Ну, допустим. – Серега отвел глаза от сцены, на которой дети нестройным хором выводили песню о дружбе. Даже невооруженным глазом были заметны проблемы ребят – для этого не нужно было быть дефектологом. – А вот вы сами, такая молодая, зачем вы здесь? Только не говорите, что здесь много платят.

– А мысли, что мне нравится работать с детьми, вы не допускаете? – Мила махнула рукой, и дети, смешно семеня, друг за другом покинули сцену, и их место заняли два мальчика-чтеца. – Возможно, вы скажете, что я сумасшедшая, но я верю, что большинству живущих здесь можно помочь. Им нужна семья, любящий их человек – хотя бы один! Но родителям, желающим усыновить ребенка, нужен розовощекий пухлый младенец, желательно без особых проблем со здоровьем, без физических отклонений, с сохранным интеллектом. Смешно сказать, но многие приходят в детский дом как на базар – выбрать кусок мяса. Диктуют нам «желаемые» параметры своего идеального ребенка: цвет глаз и кожи, пол, возраст, даже национальность. Они не понимают, что здесь не магазин, торгующий детьми. И не место для отпущения грехов, – довольно сердито закончила она эту пламенную речь.

Серега с удивлением покосился на девушку. Возразить ему было нечего, и вообще хотелось уже поскорее уйти отсюда и никогда не возвращаться. Реалии детского дома-интерната оказались безжалостными, и он ощущал некую досаду из-за того, что девушка сейчас, скорее всего, понимает его истинные мысли.

– Ну, столько профессий, где можно работать с детьми, – сказал он наконец, чтобы скрыть свое замешательство. В смысл стихов, читаемых со сцены, он особо не вслушивался – они вгоняли его в тоску. – Почему все-таки здесь? Ни за что не поверю, что эта работа может нравиться…

– Если бы люди делали только то, что им нравится, они бы давно вымерли, – сказала Мила тихо. – Я собираюсь взять опекунство над некоторыми из детей, потому что… Впрочем, вам это неинтересно. Большое вам спасибо за подарки. Сейчас, наверное, с облегчением выйдете отсюда и поедете домой с чувством выполненного долга и с мыслью: «Какой я молодец, как я хорошо помог бедным детишкам».

Серега молчал, застигнутый врасплох – ее глаза яростно сверкали в полутьме актового зала, пронзали его насквозь, почти ненавидели. За что?! Что он сделал?

– Нет, конечно, вы ни в чем не виноваты! – Девушка овладела собой, улыбнулась ему через силу. – Просто… Игрушки – это последнее, что нужно этим детям. Вы извините, что я так резко – слова у меня иногда опережают мысли. Всего вам доброго! – И, не дожидаясь его ответа, девушка встала, направилась к сцене и вскоре исчезла за кулисами.

Домой Серега ехал, размышляя над резкой переменой в поведении веселой девушки. Интересная, однако, дама. Она что, считает, что он должен усыновить всех этих детей и забрать к себе домой? Совсем ненормальная. Правильно говорят, что работа с детьми в конце концов деформирует личность до неузнаваемости. Сколько ей там, лет двадцать? Что ж, значит, деформация здесь происходит в разы быстрее.

Не понимая, зачем он это делает, Серега вытащил мобильный телефон и вбил в поисковике адрес дома-интерната. Где-то здесь должна быть указана информация о сотрудниках…

«Бузина Людмила Анатольевна, педагогический стаж 14 лет, воспитатель высшей категории», – прочитал он, с удивлением прикидывая в уме, что ей уже за тридцать.

Скопировав адрес ее электронной почты, он убрал телефон и уже бездумно принялся смотреть в окно. Весна, властвующая в городе, сюда еще не добралась – за окном тянулись бесконечные снежные поля и леса.

Далеко он заехал сегодня, очень далеко – попытка убежать от себя оказалась тщетной. И все же Серега уже знал: он скоро вернется сюда вновь…

* * *

– Ну что вы так волнуетесь? Все в порядке с вашей супругой, просто переволновалась, давление упало. Такое с беременными случается.

Больница, куда спешно на скорой доставили Риту, казалась мрачной и неприветливой. Аркадий запоздало думал о том, что нужно было попросить платную палату или вообще везти Риту в частную клинику – в приемном покое заполняли документы почти час, и Рита за это время уже чувствовала себя гораздо бодрее.

– А можно будет ее сегодня повидать? – робко спросил он, когда Риту на каталке забрали наверх, в отделение патологии беременных.

– Не положено, – сурово отрезала медсестра, хмурясь. Потом, слегка смягчившись, добавила: – Ей сейчас покой нужен. Покой, крепкий сон, хорошее питание. Вот к пяти вечера вкусного можете привезти – все передадим в палату. Еще тапочки, средства гигиены… Вот, возьмите список необходимого. Она ведь, как я понимаю, с улицы поступила?

Аркадий коротко кивнул, не желая развивать эту тему. Мысль о том, что еще немного – и он бы опоздал навсегда, не давала ему покоя. И вместе с тем было ужасное предчувствие приближающейся катастрофы.

– А с ней точно все будет хорошо? Есть ли какие-то гарантии, что…

– Гарантии есть всегда, – неопределенно сказала медсестра, заполняя какие-то бумаги. – От небольшого тонуса еще никто не умирал. Покой, положительные эмоции и ваша поддержка – думаю, этого будет вполне достаточно. Врачи у нас здесь хорошие, опытные, свое дело знают. Так что не переживайте, езжайте домой, все будет хорошо. Что-то еще? – спросила она, заметив, что Аркадий не спешит уходить.

– Это… нам бы платную палату, – сказал Аркадий. Тревога нарастала снежным комом, грозя опрокинуть все на своем пути. – Скажите, сколько – я заплачу.

– Платные – в порядке очереди, – медсестра отодвинула протянутые деньги. – И платить не мне, а в кассу. Вот здесь на стенде все написано. Что, такой первый и долгожданный ребенок? – спросила она сочувственно.

– Нет, не первый. – Аркадий вяло растянул губы в улыбке. –