Черное ожерелье - Шерхан Муртазаев

не подумает? Мы же не просим места в раю, даже к порогу его не стремимся, а из вагонов надо нас переселить. Сами понимаете, жить и одному там нельзя. А ведь у нас семьи. Разве это правильно? Не хотят наши жены сюда ехать, начальник. Говорят: «Пока квартиры не будет, в Нартас не поедем». И возразить им нечего.

— Короче, ты сейчас холост?

— Ну…

— Я тоже холост…

Сквозь плотные тучи пробилось солнце и тут же скрылось, оставив на небе светлое пятно. Снежинки больше не плыли над землей, а неслись наискось со стороны открытого севера, быстро покрывая землю. За Нариманом и Током бежали их следы — отпечаток узорной подошвы ботинок главного инженера и круглая печать валенок экскаваторщика.

Ток учится заочно в Политехническом институте в Карасае. Он специалист высокой квалификации, очень грамотный. В этих условиях здравомыслящему человеку были необходимы валенки. Ток не слышал сводку погоды, но увидел своими глазами снег и подумал о том, что ему предстоит целый день сидеть в кабине экскаватора.

Семья Тока живет в городе Карасай, в хорошей, благоустроенной квартире. Жена работает учительницей в средней школе. Первенец учится в первом классе, двое младших ходят в детский сад. Раньше Ток работал экскаваторщиком на руднике Аксай, недалеко от города. Положение у него было хорошее, прочное. О нем неизменно отзывались с похвалой, часто писали в газетах. Портрет Тока висел на доске Почета. Рудник от города всего в сорока километрах. Между ними ходит постоянный специальный автобус. Приедешь с работы усталый, тут тебе готова ванна и горячий ужин. На колени лезут малыши. Жена войдет, открыв дверь, и осветит тебя глазами…

Просто и не верится, что все это было в жизни Тока. Словно мираж.

В иные тихие и прозрачные вечера в Нартасе возникает мираж. В зыбких желтых волнах плывет, качаясь, корабль. Это видится Келиншек-Тау — Гора невесты. Рассказывают, когда-то в давние времена была просватана красавица байская дочь. Не понравился ей выбор отца, но подчинилась суровому приказу бая прекраснейшая, решила принести себя в жертву недостойному. Однако пожелала она, чтобы богатый отец выполнил ее последнюю просьбу:

— Пусть приданое мое будет сплошь из золота, драгоценных камней, дорогих вещей.

Исполнил отец ее желание. На сорок верблюдов нагрузили приданое красавицы, все из золота и драгоценностей. Даже палочки, которыми проткнули ноздри верблюдов, были золотыми. Когда караван прошел полдороги, догнал его отец и спросил у дочери:

— Довольна ли ты, дочь моя?

Помрачнела красавица и сказала отцу:

— О нет, почтенный бай! Миска для собаки деревянная, а не из красного золота.

— О ненасытная! — вскричал огорченный отец. — Золото и серебро камни неживые. Так будь же камнями сыта навек. Обратись и сама в камень, и пусть караван твой каменным станет!

Такими словами проклял бай свою дочь. По его слову все обратилось в камень, и не досталась девушка немилому жениху…

Стоит Току посмотреть на Келиншек-Тау, как он начинает скучать по дому. А если дом вспомнится, то перед глазами встает Келиншек-Тау… Келиншек-Тау. Рядом с ним лежит Красное озеро — Кызылколь. А еще ближе, в неприметных зарослях боярышника, стоит мавзолей святого Баба Тутши Чашты Азиза, героя разных сказаний.

В начале прошедшей осени вызвал к себе Тока начальник рудника Аксай:

— Попрощаемся с тобой, брат. Нам нелегко терять хорошего работника, но дело требует. В Нартас поедешь. Это решение комбината.

— А меня не нашли нужным спросить? — вскинулся на начальника Ток. — Я мебель, да? Я пустое место, выходит? Или я грудной младенец? Все за меня решили, просватали и женили? Ну, дела!

Простодушный начальник Аксайского рудника до слез покраснел от слов Тока, чувствуя, что поступил не совсем правильно. Был у него такой недостаток: скажет, а потом подумает. Почесал он затылок и сказал Сембину:

— Ты коммунист, Ток. Тебе верят, знают, что ты все правильно поймешь, поэтому комбинат решил так, а не иначе. Никто не сомневался в твоем согласии. Но если не хочешь ехать туда, иди в комбинат и там все объясни. Нам же лучше. Я же говорю тебе, что ты нам самим нужен. Или я с ума сошел, по-твоему, что добровольно отдал лучшего экскаваторщика? Ну, иди в комбинат и реши все на месте.

Ток подумал-подумал, еще раз подумал и решил ехать в Нартас.

Вот он, этот Нартас…

* * *

Едва они успели спуститься в карьер, как снегопад усилился. Зубья экскаватора только-только добрались до руды, очистив карьер от земли и камня. Это походило на азартную охоту беркута за хитрой золотой лисой. Она, красная, все свои уловки применила, чтобы избежать когтей и клюва страшной птицы. Но беркут не оставил ее в покое. Мудрый, он угадал ее следующую хитрость, опередил, ринулся из поднебесья серой стрелой, скрутил ей шею могучими когтями и впился в красное молодое мясо острым клювом. Огромным беркутом казался экскаватор, добравшийся до добычи. Теперь бы ему только грызть и грызть руду, снимая горизонт за горизонтом.

Нариман неподвижно стоял на краю горизонта. Тяжелые мысли придавили его.

«БелАЗов» мало. Но даже и те, что есть, не все на ходу. Нет гаража. Машины стоят под открытым небом. Застывают, Отогревать их трудно, хоть плачь.

Вот сейчас экскаватор работает, крушит красный камень, рвет с треском руду, грызет и грызет породу без устали. Он готов грузить ее, но нигде не видно самосвалов.

Такой труд кажется бесполезным. И в самом деле не много толку. Даже если и пойдут «БелАЗы», то они свой груз доставят на станцию и свалят там, оттуда надо грузить в вагоны, на платформы, когда придет поезд. Сколько простоев! Сколько времени и сил уходит зря! Другое дело в Сарбае. Там электропоезд ходит до самого карьера, и шагающий экскаватор сам грузит прямо на платформы. Это Нариман придумал и устроил. Здесь предстоит начинать все сначала. Железную дорогу в карьер только заложили. О шагающих экскаваторах пока и слыхом не слыхать. А стрела у обычного «ЭКГ-4» слишком коротка…

Легкие снежинки превратились в крупку и стали больно сечь лицо.

2

В тот же день после обеда началась буря. Волны колючего и стремительного снега заносили все живое. Скорость ветра достигала сорока — пятидесяти метров в секунду.

— Ну вот, началось светопреставление, — досадовали рудокопы, пытаясь продолжить работу.

Ни неба не осталось, ни земли, ни гор, ни степи. Все перепуталось — юг, север, восток, запад. Казалось, какая-то могучая сила подхватила Нартас и швырнула в бездонную точку космического пространства, на чужую, страшную планету, где нет твердой основы и синей атмосферы, только белые