Черное ожерелье - Шерхан Муртазаев

— К бабе твоей привез тебя, сонного. Она уж мясо сварила. Ждала, бедная, тебя, обормота, — разозлился Саша.

Нариман и сам не сразу очнулся от своих видений. Он словно только что понял, что Карасай далеко отсюда и машина идет не в сторону города, а к стылым вагонам. Страшную пустоту почувствовал он в душе. Пустоту и злость на себя. «Размечтался, глупец! Не ребенок же, в конце концов. Пора забыть о Тан-Шолпан! Призрак она. Обманчив ее образ, как отражение луны в черной воде. Захочешь взять, а вода заволнуется, исказит отражение, искривит его донельзя. Бред!»

Последнее слово прозвучало вслух. Товарищи удивленно переглянулись. Откуда-то донесся ровный звук работающего двигателя и отвлек их внимание от странного возгласа Наримана. «Тр-тр-тр-тр-тр», — словно кошка мурлычет у теплой печи. Но Саша посигналил, и идущий навстречу бульдозер, расчищавший дорогу, благополучно разъехался с «БелАЗом». Дальше машина пошла веселее, будто освободилась от узды. Помчалась по белой дороге, как могучий аргамак.

* * *

Начальник рудника Белов находился в отпуске, лечил в Трускавце больную печень. В Нартасе за начальника и за главного инженера оставался Нариман Данаев. Он собрал в вагоне, где помещалась контора, экстренное совещание. Кто бы подумал, поглядев на собравшихся, что находится на юге страны и перед ним не полярники, а горняки, — закутаны по уши, только глаза блестят.

— Создается штаб для борьбы со стихией, — отчетливо и строго сказал Нариман. — Начальник штаба Данаев. Кто против? Нет возражений? Помощники — главный энергетик Аскарбаев и начальник участка, секретарь парторганизации Евгений Антонов. Кто против?

Затем Нариман коротко объяснил положение дел и стоящие перед ними задачи:

— Товарищи! Буран оборвал линию электропередачи. Остановилась котельная. Горячей воды нет. Батареи парового отопления лопнули во всех шести домах. Дрова доставить не успели. С Карасаем связь прервана. Надо принимать решительные и срочные меры. Люди в комбинате, я думаю, знают о нашем крайне тяжелом положении. Возможно, на помощь нам уже высланы люди и техника. Но в таких суровых условиях они могут добираться до нас долго. Поэтому объявляем общую мобилизацию. Прежде всего необходимо починить электролинию. Аскарбаев, за это отвечаете вы. Выберите лучших людей. Срочно произвести ремонт батарей в домах. Это поручается Кузьменко. За порядок и организованность несет ответственность Антонов. Ни минуты промедления. За дело, товарищи!

— Можно мне сказать несколько слов, товарищ начальник? — поднял руку Аманкул Ахрапов. Может, оттого, что не снял он рукавицу, рука его показалась похожей на кривой бородавчатый корень. Непонятная улыбка змеилась по лицу. Чем он так доволен?

— Хорошо, говорите, только покороче, — сухо разрешил Нариман, вставая с места.

— Не только нас, грешных, затерянных в складках Каратау, но, помнится, даже челюскинцев во льдах Ледовитого океана сумели отыскать и спасти. Почему же комбинат не протянет нам руку помощи? Ведь он так близко находится, в соседнем Карасае. Они там небось чаи горячие распивают да нежатся в теплых постелях, в то время как мы…

— Довольно, — едва сдержался Нариман, словно горького перца стручок откусил.

Аманкул поднял руку, словно несправедливо обиженный человек, стал оглядываться, ища поддержки у присутствующих:

— Ого! Или я не правду говорю?

Товарищи пожали плечами и отвернулись. Только Антонов поправил очки на переносице и посмотрел Аманкулу прямо в глаза.

— Что же, прикажете сидеть сложа руки и ждать, пока выручит нас Карасай? — спросил он.

Под пристальным взглядом Антонова Аманкулу стало не по себе. Он растерянно замолчал. Антонов продолжал смотреть на Ахрапова, и в глазах его стыло безжалостное недоумение. Улыбка словно приклеилась к лицу Аманкула, но теперь в ней появилось что-то жалкое, просящее.

— Ладно уж, — сказал он наконец, по-извозчичьи хлопнув себя рукавицами по бокам. — Пусть мы, умники такие, задубеем под снегом. Глядишь, Оника с Хамзиным откопают наши тела вместе с фосфоритом. Польза будет и от нас. Все же удобрениями станем. Что тут такого?

Нариман онемел от удивления: «С чего это вдруг он Хамзина стал критиковать? При чем здесь Хамзин?»

Выступление Ахрапова оставило тягостное чувство.

* * *

Белая мгла стала наливаться чернотой. Близилась ночь. Следуя вдоль столбов, соединяющих поселок с энергопоездом, в путь вышли бульдозеры. За каждым бульдозером следовал «БелАЗ». Самих машин не видно, только красные огоньки стоп-сигналов, как волчьи голодные глаза, сверкают во тьме. Откуда-то доносятся резкие, похожие на вопль ужаса крики. То ли птица ночная кричит, заблудившись в буране, почуяв скорую смерть, то ли сама буря злорадствует и воет. Не узнать. Тело леденеет, словно дышит на нее пустоглазая гибель. Слышен скрежет бульдозерного ножа. Камней в горах много. Когда встречается особенно большой камень, передний бульдозер останавливается. Отступает, пятится, обходит камень.

Но вот впереди послышался крик. Машины стали. Оказалось, нашли первый столб, поваленный бурей. Нариман попытался открыть дверцу кабины, но она не поддавалась, казалось какая-то злонамеренная живая сила приперла дверь снаружи. Нариман приналег плечом и вывалился. «О-о-о-у-у-у! — завопил буран. — Не выходи, несчастный! Сиди тихо, а то погибнешь». Он набросился на Данаева, принялся запихивать комья снега за ворот тулупа, в каждую щель треуха, завязанного тесемками под подбородком, пробрался даже в рукава. Подталкивая в спину, погнал куда-то вперед. Идти лицом к ветру невозможно, дыхание забирает. Люди прячут лица в воротники, идут, повернувшись к ветру спиной, боком. Чтобы работать, поставили «БелАЗ» щитом от ветра, взяли в руки кайлы и ломы и принялись долбить мерзлую землю и камень там, где упал столб.

Обычно эту работу выполняла буровая машина. Но сейчас энергии нет, и техника стоит мертвой.

Нариман поднял лом и с силой ударил. Лом чуть не вывернул ему руки, попав в камень. Отскочил, вызвав боль в плечах. Второй раз Нариман ударил чуть наискось. Теперь дело пошло лучше. Брызнула ледяная крошка. Земля стала поддаваться. Один-два человека долбили бы тут землю до скончания века. Но здесь было много людей. Они рыхлили неподатливую почву, пробивались вглубь. Дело спорилось. Одно мешало — вихрился ветер и забрасывал ямы снегом.

Кто-то подергал Наримана за рукав. Он оглянулся. Перед ним стоял Емелька.

— Нариман Данаевич, немного… для сугрева. — И он сунул ему в руки темно-зеленую бутылку.

В другое время с Емельки шерсть бы клочьями полетела за такое предложение, но сейчас это было вызвано суровой необходимостью. Нариман молча взял бутылку, нашел пальцем горлышко, приложился, хлебнул. Горло обожгло. Тепло разлилось по жилам. Теперь можно было работать, но внезапное сомнение вдруг остановило Наримана: «Наломаемся до смерти, поставим столбы, а буран их снова повалит. Даже те, что устояли нынче, могут упасть. Кто поручится, что не случится такое?»

Нариман смутно помнил, что перед