Под стук копыт - Владимир Романович Козин

В Алешках я — адъютант рваный! — свел своего коня с баржи, на просторный промерзший песок.

Мы должны задержать у Крыма летящую в Крым конницу Врангеля — шли ей наперерез.

Спешили.

Блестящих гнали мы — вшивые!

1

Рельсы были тусклые, на шпалах лежал бурый конский навоз. Неуклюже и голо чернели на путях холодные теплушки. За теплушками — всяческая поездная дрянь и мусор, облупленные артиллерийские ящики, хомуты, седла, фурманки, истрепанные бездорожьем войны.

Дневальный в шлеме сидел на куче сухого навоза и ел серый хлеб, макая его в кружку с подсолнечным маслом. На коленях бойца лежала винтовка с треснувшим прикладом, с веревкой вместо ремня.

У длинных обгрызенных коновязей стояли тяжелоногие, густогривые лошади, тупо смотрели в загаженную землю и задумчиво вздыхали. Голод застыл в конских глазах.

Артиллерийский эшелон, эвакуированный с фронта, застрял в Дагестане. Сено кончилось. Кормить лошадей было нечем.

Пытливо приглядываясь, пригибаясь набок, Павел Резников прошел вдоль конских крупов и остановился у белоногого мерина. На взъерошенном коне спокойно сидели зеленые мухи. Резников прощупал скакательный сустав, плюсну, пясть, могучие колена, потрогал почку, спину, соколок, потянул челку, посмотрел коню зубы и заглянул под хвост.

Мерин прикрыл глаза. Шевельнуть хвостом у него не было сил.

— Вот конь! Тощий, но ах и конь же! — завистливо прошептал Резников и оглянулся.

За коновязями, вокруг бочонка, на седлах и ящиках, покрытых попонами, сидели артиллеристы, играли в карты.

У Резникова хищно сузились зрачки. Он хлопнул белоногого мерина, выхватил портфель из-под мышки и зашагал к бочонку.

— Позвольте познакомиться! — с ходу сказал Резников артиллеристам, встал, расставив ноги, и раскрыл портфель.

В портфеле было фунта два гвоздей, круглая печать, патроны, литера, большой садовый нож, брошюра с коровьим выменем на обложке, коробка хороших папирос, партийный билет и аккуратно сложенный мандат.

— Угощайтесь, — сказал Резников, протягивая открытую коробку папирос.

Артиллеристы закурили. Резников закрыл коробку.

— А вы? — спросил бородатый артиллерист.

— Я не занимаюсь.

— Зачем же возите с собой?

— Для контакта. — Резников убрал папиросы и вынул мандат. — Скажите, ваши кони подохнут через педелю или, может быть, раньше? — деловито спросил он и покрыл бочонок длинным мандатом.

— Фуража нет, — нахмурившись, ответил бородатый артиллерист и неприязненно взглянул на мандат.

— Вон того, белоногого, — за пять тюков сена?

— А вам, собственно, зачем? Конскими хвостами корабли украшать?

— Для флотского хозяйства, в мандате прописано, — раздельно и внушительно ответил Резников.

В мандате было: заведующий садо-огородным хозяйством Упродкаспфлота военный моряк Павел Резников имеет право личного сношения со всеми правительственными учреждениями и частными лицами и самостоятельного вхождения в контакт с ними на предмет приобретения для хозяйства живого и мертвого инвентаря, а также беспрепятственного передвижения по всем линиям железных дорог и водных путей сообщений, в вагонах и поездах всяких наименований; всем правительственным учреждениям и предприятиям и частным лицам оказывать товарищу Резникову всемерное содействие; противодействие же будет рассматриваться как противодействие интересам Красного Военного флота.

Бородатый прочитал мандат, нерешительно переглянулся с остальными и угрюмо проговорил:

— Берите. Все равно сдохнет. Или крестьянам отдадим.

— А того, крайнего? Вместе с хомутами?

— Может быть, и с пушкой?

— Один капитан предложил мне однажды продать батарею — с лошадьми, снарядами и прислугой! — ехидно сказал другой артиллерист, чином пониже.

— Есть анекдот: "Руки вверх! — Продай наган. — Купи!" — сказал третий.

Резников отступил от бочонка и захохотал. Артиллеристы вздрогнули от неожиданности. Воронье испуганно взмыло над коновязями. Отсмеявшись, Резников начал торопливо пожимать руки артиллеристам.

— Люблю веселых! Айда ко мне! Все! Тут близко, в гостинице. Закусим. Фуража-то у вас нет! — Резников подмигнул и щелкнул себя по шее. — Потолкуем!

Бородач усмехнулся внезапному оживлению у бочки.

— Ты, братишка, видать, из быстрых! — Он внимательно посмотрел на Резникова: литые бедра, обтянутые высокими голенищами сапог, широкоплечий бушлат на полосатой тельняшке, высокий лоб, рассеченный каштановым чубом, и решительный взгляд.

Бородатый поднялся с седла, оправил гимнастерку и неуверенно пробасил:

— Черт с вами, берите! Вместе с хомутом!

У Резникова на станции стояла теплушка с сеном. Он обменял сено на голодных лошадей. Лошадей, хомуты, фурманки, разную утварь, подобранную по разбитым станциям, погрузили в вагон. Так, подбирая упавшее и растерянное, заботливый Павел Резников из ничего упрямо сколачивал хозяйство.

Сопровождать лошадей и имущество Резников послал одноглазого военмора Артюшку Арбелова по прозвищу Расстрелянный. Глаз Артюшка потерял в девятнадцатом году. Деникинцы расстреляли его под Сулаком; пуля, войдя в шею, вышла под правым глазом. Артюшка остался жив, вылез из оврага, дополз до знакомого духанщика и отлежался в подвале за бочкой с розовым мускатом.

— Ну, желаю вам удачи, только ни хрена из вашего хозяйства не выйдет. Врать вы все мастера! — сказал бородатый артиллерист прощаясь.

До разъезда Араблинского, где разместилось садо-огородное хозяйство моряков Каспийского флота, было несколько часов.

2

Шел тысяча девятьсот двадцать первый год.

Гражданская война кончилась. История была сделана.

С окраин страны увозили лохмотья знамен, у Перекопского вала остались проволочные заграждения и трупы лошадей с примерзшими хвостами. Мертвые копыта раздирали небо.

Махновцы в генеральских мундирах, поставив пулеметы на мануфактуру и награбленный кишмиш, катились карьером через Перекопский вал. Колоппы махновских тачанок преследовал Первый конный корпус.

Кочевья гражданской войны, переправы, броды и победы, боевой пот и бегство без сна, лихое время — его обветренные дороги, тачанки, смертельный труд, смертельная усталость, последний вздох растерянных одиночек и смерть побатальонно — стали воспоминанием. Следы войны заметала пурга.

В стране был голод, опустошенность. Заводы обледенели. Сквозь окна помещичьих усадеб смотрело небо. Страну надо было создавать вновь.

Победители разъезжались на оседлую жизнь, мечтая через год, самое большее через два построить социализм: завод со стеклянной крышей в мировом масштабе, а в каждом хуторе коммуна — или как-нибудь иначе. Бойцы хотели домой, баню, в мечтах они уже раздевали жен и касались забытого их тела.

Военные моряки, ставшие за гражданскую войну бойцами разного рода оружия, возвращались на свои суда. От судов Черноморского флота осталось лишь золото букв на черных ленточках. Балтийцам, метавшим на фронтах гранаты по наступающей контрреволюции, не близок путь до Балтики. Каспийский военный флот имел моряков всех красных флотов и флотилий.

— Через два года на всем земном шаре будет революция, податься буржуям будет некуда — ни в Черное море, ни в Тихий океан! — говорили моряки.

Ещё не закончена эвакуация прославленных армий, а на горячих развалинах страна начинала строиться.

Упродкаспфлот решил иметь свое хозяйство, частично перейти на самоснабжение.

История военморского хозяйства — история дел и дней первого советского хозяйствования. Военморы были отчаянными бойцами, им были привычны дороги гражданской войны и беспощадный