Кризис чужого возраста - Маша Трауб

работа ущемила мое женское самолюбие. Благо ректор не сомневался в моей репутации, поэтому письмо выбросил в корзину, а аспиранта выгнал из института. Сергей кричал, что отомстит. Не сейчас, так позже. Мне было его жаль. Но больше жаль себя – я ведь ему поверила, подпустила ближе, чем кого бы то ни было за все годы. Помогала писать кандидатскую, но у него не хватило ума использовать мои замечания. Он оказался бездарным доносчиком, только и всего. Ударило ли это по мне? Конечно. Но и послужило уроком. Больше я никого к себе не подпускала, никому не верила и не пыталась разобраться – был ли интерес искренним или фальшивым?

– Не знаю, как ты держишься, – заметила Кира, – я бы так не смогла. Я все еще верю в любовь. Кстати, хочу тебя познакомить кое с кем.

– Может, не надо пока? – Я не любила знакомиться с новыми приятелями подруги, которых она считала любовью всей своей жизни.

– Но сейчас точно все серьезно! – воскликнула Кира.

– Ты же знаешь, что я с радостью присмотрю за Дашей, – ответила я.

Так сложилось – когда у Киры было «все серьезно» в личном плане, Даша переезжала ко мне. Я была этому только рада. Даша спала в моей бывшей детской, а я перебиралась в родительскую спальню. Правда, в ней я могла уснуть только на таблетках. Даша же прекрасно себя чувствовала – ей нравились комната, рабочий стол, ночник. Когда Кира объявлялась, чтобы забрать дочь, мы обе страдали. Но Даша не могла сказать маме, что у меня ей лучше, а я не могла сказать, что не нужно снова дергать ребенка. Кира каждый раз твердила, что я лучшая крестная мать в мире. Мы с Дашей делали скептические лица, но пытались не расстраивать Киру, которая и так была расстроена – ее новый роман потерпел крах.

Тем не менее моя подруга, в отличие от меня, не сдавалась и все еще верила в светлое личное будущее. Я любила Дашку, мне было с ней хорошо и спокойно. Мы друг другу не мешали. И я тоже страдала, когда Кира ее забирала. Даша слишком быстро росла. Иногда я забывала, в какой класс она перешла. Быстро, невероятно быстро. Еще вчера была малышкой, с которой я играла, сидя на полу. А сегодня уже барышня с многочисленными браслетами на руках, каждый из которых что-то значит. Дерзкая, но все еще невероятно добрая. Нежная, вдруг становящаяся колючим ежиком. Я была не готова к тому, что Даша вдруг станет подростком.

– Надо выкрасить пряди в фиолетовый или красный, – заявила мне как-то Даша. – Ты брюнетка, тебе будет очень хорошо.

– Ага. Только мне в институт вызовут психушку, – ответила я.

– А ты делала пирсинг? – вдруг спросила она.

– Хочешь посмотреть результат? – Я задрала кофту и показала ей здоровенный шрам на пупке. – Это я хотела вдеть маленькое колечко, но прокол сделали плохо, занесли инфекцию, потом пришлось вырезать кусок кожи с живота, шрам так и остался. Так что после пупка до лица я так и не добралась. Хотя собиралась проколоть нос. Но ты же понимаешь. Шрам на пупке и шрам на носу – большая разница. А ты где решила сделать проколы?

– Пока не решила, – ответила с ужасом в голосе Даша. Кажется, я ее напугала.

– Ну, если вдруг соберешься набить тату, начни с переводилок. Хорошо, что сейчас они есть на любой вкус, – продолжала я. – В моей молодости все было сразу и по-настоящему. Вот результат. – Я показала Даше еще один шрам под левой грудью. Даша округлила глаза. – Не знаю, почему экспериментировала именно с этой частью тела, а не с ногами или руками. Здесь была татуировка. Первая буква имени человека, в которого я была когда-то влюблена. Но любовь прошла, а шансов, что имя моего следующего возлюбленного окажется на ту же букву, было мало. Так что пришлось удалять татуировку лазером. Потом еще шлифовать, но шрам все равно остался. Это дико больно.

Даша молчала. Видимо, она подумывала о татуировке тоже, но мой шрам произвел на нее впечатление.

– Я думала, ты не такая, – улыбнулась она все еще немного нервно.

– Ага. Все так думают. Что я очень правильная и строгая, – хмыкнула я. – Но, представь, у меня тоже были чувства, любовь, расставание. И та любовь оказалась сильнее всех прочих. Так тоже бывает.

– Поэтому ты осталась одна? – спросила тихо Даша.

– Думаю, да, поэтому, – кивнула я.

– Он был умный? – уточнила Даша. Ей явно хотелось узнать про моего тайного возлюбленного побольше.

– И умный, и красивый, и яркий. У него была харизма. Все девушки смотрели на него, раскрыв рот от восторга. Он был героем, – ответила я.

– А что случилось потом?

– Ничего особенного. Он вдруг решил стать обычным, нормальным, как сам говорил. И очень скоро женился. Как понимаешь, не на мне, – ответила я.

Даша ахнула.

Я вспомнила, как тоже не удержалась от возгласа, когда в тот день, на нашей встрече однокурсников спустя пятнадцать лет, увидела на пороге Димку. Даже сейчас могла бы его описать в точности. Он сильно похудел, от его мышц почти ничего не осталось. Пиджак на нем болтался как на вешалке. Борода стала поуверенней, но до брутальной щетины все равно недотягивала. Димка стал носить очки. Выглядел много старше своих лет. Если он добивался именно этого эффекта, у него получилось. Но возглас мой был не по поводу внешности. Рядом стояла Настя. Мы, конечно, специально не обговаривали – приходим одни или со своими половинами, но вроде как это подразумевалось. Я еще подумала: интересно, каково это – прийти в квартиру к своей пусть и бывшей, пятнадцатилетней давности любовнице с женой? Димку ничего не смутило? Меня – да. Но пришлось улыбаться, как положено радушной хозяйке. Димку начали все обнимать, расспрашивать, а Настя села за стол. Огляделась и явно осталась недовольна. Я не была хорошей хозяйкой, да и формат встречи не подразумевал семейного фарфора. Так что разносолы от Стаса лежали на обычных тарелках абы как. Никого, кроме Насти, эта подача не смутила.

– Как дела? – мне на помощь, к счастью, пришла Кира.

– Все хорошо, – ответила Настя. – Катя занимается художественной гимнастикой. Мы все время на соревнованиях. Вот сшили недавно новый купальник под булавы. Она сейчас на сборах, поэтому нам удалось вырваться.

Меня немного покоробило это «удалось вырваться» и «мы», «нам». Будто Настя считала Димку и дочь одним целым. Да, это так, конечно. Но разве в браке не должно быть хоть какого-то личного пространства? Но самое ужасное, что