Куда улетает Ангел - Владимир Гаврилович

— А я хочу провести с тобой последнюю ночь!

Он произнес это тихо, но уверенно. Его голубые, бездонные глаза потемнели, обожгли обожанием Мериам так сильно, что ее всю затрясло изнутри.

«Боже, как же я хочу его поцеловать!»

— Прости, я должна идти. Скоро вернется из школы Петер…

Соврала. Невинная ложь…

Она начала собираться, густые светлые волосы скрыли слезы в глазах.

Костич снова закурил, смотрел в одну точку — на злого черного орангутанга. Уже отрешенно уточнил:

— Ты сказала, что можешь меня провести? И тогда мы… расстанемся навсегда.

Мериам нерешительно остановилась.

— Не знаю, стоит ли терзать друг друга. Зачем тебе это, Игорь?

— Мериам, прошу тебя…

Она не могла себе позволить снова утонуть в пучине его глаз, но и ничего не могла поделать с собой. Обернувшись, спросила:

— Когда ты уедешь отсюда?

— Завтра… Утром.

— Ну что ж, возможно… сегодня на набережной, у реки. Напротив ратуши. В шесть. А если не получится — прости. И прощай, навсегда.

Она постаралась улыбнуться, но ничего из этого не получилось, улыбка была неестественной, натянутой, игриво-безразличной. И ушла — высокая, красивая, недосягаемая.

А черный орангутанг, как злой рок, казалось, посмеивался над онемевшим одиноким мужчиной. Шустрый турок-официант, как теперь показалось Игорю, весь в безобразно белом, вдруг очутился рядом. Отрешенно, не отдавая себе отчета, Костич заказал бокал вина…

4

За иллюминатором не было ничего интересного — сплошной слой высотных облаков, больше всего напоминавших огромное заснеженное поле. Игорь ради вящего душевного спокойствия старался гнать от себя все, что произошло в маленьком швейцарском городке, беззаботно болтал с юной московской барышней, которая приклеилась к нему в венском международном аэропорту. Но на душе оставался тяжелый груз, а от бестолковой болтовни легче не становилось. В конце концов, прикинулся спящим.

Сейчас, оставшись со своими мыслями один на один, он как бы разделился надвое.

Одна часть неутомимо ругала его. Собственно, что такого произошло? Чего он хотел? Любви?! Переспать в очередной раз с замужней женщиной? Чудаковатый романтик. Придурок, вот кто ты, Игорь Костич! Даже плащ от горя оставил где-то на берегу Ааре, чудак! Вообще безголовый. Пришлось в Цюрихе за последние деньги покупать ветровку… Да посмотри же, посмотри по сторонам! Ежели засвербело — вот их здесь, в самолете, тридцать голубок, ангелы во плоти, да любая в постель вскочит, только свисни. Любовь… Какая к черту любовь! Открой глаза, хлюпик интеллигентный!

Вторая часть Костича, не соглашалась с ним, поддерживала настоящее мужское начало: он действительно любил ее, как никогда и никого. Вот где собака зарыта! Никто ведь не поверит, да и нет необходимости трубить на весь свет, что в двадцать девять он впервые узнал женщину. Он берег себя для настоящей, истинной любви. И та оказалась — смеха ради — иностранкой! А сейчас как по живому выдрать из себя все то, что оберегал эти месяцы? Нет, он сможет, он должен! Да, она права. Развлечение… Секс… Они молоды. Зачем требовать взамен невероятных сверхчувств? Он, вообще-то, хоть и злился, но должен быть ей благодарен. Красивая, прекрасная женщина разбудила в нем мужчину, по-настоящему разбудила. Он ведь и себя не знал. Хотя после у него так никого и не появилось, лишь жил днями и ночами воспоминаниями о Мериам. Но твердил себе сейчас, что полноценной жизни у него не было. Что этому мешало? Его любимая женщина в это время жила со своим мужем и даже, как оговорилась, собирается завести второго ребенка. Нормальной живет и не строит иллюзий!

Провалившись в сон, Игорь словно услышал голос своей матери: «И когда же ты образумишься, подаришь мне внуков?!» — «Права, мама. Как всегда права! Что-то нужно делать с собой, романтик ужасный!»

…Темноволосая, улыбчивая стюардесса-австрийка предлагала кофе и шоколад. Игорь почувствовал жажду, кофе должен был возвратить его к жизни, а через час — минский аэропорт. Москвичка-студентка, захватив его взгляд, вновь начала щебетать о том, что потерял половину жизни, пропав в день поездки в Люцерн.

Он улыбнулся.

— Зато у меня такой прекрасный информатор, как вы, Машенька. Рассказываете так, словно я там побывал вместе с вами…

— Ну что ж вы так, Игорь. Я ведь — от души. Думаю, не случилось ли чего?

Костич никак не ожидал того, что сделал: неожиданно для себя наклонился и с благодарностью поцеловал обалдевшую симпатягу. Девушка таяла буквально на глазах…

Развязка наступила вечером: москвичка не попала к минской подруге, у которой всегда останавливалась, а осталась с ним. До утра. Все случилось само по себе, как по заявленной программе. Игорь снял номер в гостинице. Белорусское шампанское, швейцарский шоколад. Все было хорошо, но в один из моментов любви мужчина несвязно простонал: «Мериам, любимая…»

Утром произошло то, что и должно было. Без сожалений и без всяких угрызений совести каждый поехал в свою сторону. Машка — с надеждой на продолжение… Просила звонить…

Двадцатидевятилетний мужчина наконец понял, что вот это все и имела в виду его первая женщина. Она оказалась права! Хотя действительно на этот раз все оказалось совсем не так, как было с ней. Только кто бы ответил, почему так отвратительно гадко на душе?…

Дома уже вступила в свои права весна. В сельском городишке между Мозырем и Туровом, в Митковичах, где Костич родился и вырос, стоял настоящий черемуховый бум — у Игоря от этого пропал сон. Он его жутко ненавидел и страстно любил.

Нужно было начинать жить сызнова, а он не знал, как это сделать.

5

Тот внезапный утренний звонок для Мериам стал совершеннейшей неожиданностью. Как гром среди ясного неба. Она едва входила в жизненную колею, уготованную ей судьбой. Последние же полтора месяца ранней весны стали для нее самым большим испытанием, и если бы не поддержка Гюнтера, наверное, она бы не справилась со всем этим и сошла бы с ума.

Ребенок родился семимесячным и слабеньким. Мериам вышла из незапланированных родов слабой и измученной, но потом сразу пошла на поправку и даже прибавила в весе. За крохотную девочку тем временем боролись врачи, а она, ее мать, долго не знала, в какую церковь сходить, чтобы помолиться за свою малышку, только бы она выжила!

Атеистические взгляды ушли в прошлое, когда наступила эта беременность. Вначале она испугала, отняла покой. Но затем Мериам рассудила: этот ребенок — подарок судьбы.