Куда улетает Ангел - Владимир Гаврилович

После расставания и не очень дружеского разговора на Костича злилась: «Зачем ей все это? Я его не звала. Завтра пускай немедленно уедет. Все кончено давно. Романтик…» И — светилась от радости: «Ведь любит, по-настоящему любит!» Это грело ее самолюбие, но и пугало одновременно.

Боже, какие только мысли не проносились в ее голове, так можно сойти с ума!

Прошел еще один день. Мериам возвращалась в реальность: «Правильно сделала, так и не появившись в полиции. Такова его судьба, и ничего не исправить. Нужно было остановиться, забыть! И жить дальше». Но по-прежнему отслеживала каждый номер газет: труп так никто и не опознал. Болела душа: «А как же дома, там, в Беларуси? У Игоря есть мама. Она ждет сына домой. Что она чувствует сейчас? Нет, ей нужно, просто необходимо идти в полицию!..»

Вчера в «AZAarau» появилось интервью с фотографией миловидной мадам Хинтерредер, якобы несколько недель назад видевшей приятного молодого человека, прогуливавшегося вечером вдоль реки. Мертвеца интервьерша тоже не опознала, но вот плащ, оставленный утопленником на борту одной из лодок, не вызвал у нее сомнений. С телом, сообщалось в другом издании, ввиду отсутствия информации о покойном, скорее всего, сведшим по собственной воле счеты с жизнью, поступят как и положено в таких случаях.

«Что ж, прости, Игорь, прости… Я не могу даже сейчас что-либо сделать для тебя! И для твоей мамы…»

Тайна перекрывала ей дыхание, Мериам, скрывая слезы и дурное настроение от мужа и сына, старалась им просто не попадаться на глаза. Что-то готовила на кухне, что-то говорила вслед… Вскоре слез не стало. Но бессонные ночи еще больше сказались на настроении и самочувствии. Женщина извела себя настолько, что плохие предчувствия преследовали на каждом шагу, чувствовала себя словно погибшей в снежной лавине, и на этом виделась все ощутимее точка в жизни. Жирная!!!

И вдруг, в редких часах сна, повторилось знакомое видение: улыбающийся, счастливый Игорь мчится ей навстречу, а в руках — огромный букет дурманящей, колдовской черемухи. Красивый и страшный сон, как наваждение, преследовал ее теперь постоянно.

Она вспоминала этот сон каждый день; как в апреле, попав в больницу прямо из офиса, перепугав до смерти коллег, после успокоительного укола заснула на пять минут. И… встретилась во сне с ним. А поутру родила. Это как видение… Когда ребенок был вне опасности, сон повторился. Удивительно, не оправившись от родов, тогда почему-то в первую очередь не думала о родившемся малыше, а о том, что, оказывается, как не прятала, не приказывала себе, не растеряла к белорусу трепетных чувств! Этим — грешна.

«На самом ведь деле — грешна, поэтому так и наказывает Бог!» Но тут же не соглашалась с собой: «Вот этот же самый Бог спас ее и дочурку. Значит, ее Анна поистине благословенный ребенок!»

Ведь именно так сказала ее мама, услышав хорошую новость.

— Счастлива, дочь? — спросила та, когда Мериам позвонила из больницы на родительскую ферму.

— Да, конечно, мам… — ободряюще ответила. — Наверное, и ты переживала такие же чувства, когда я родилась?

Мать не ответила, замолчала. Наконец, отозвалась. Голос показался дочери странным, словно ее обидел кто.

— Ты ведь пропустила в этом году Пасху. Поэтому столько и пришлось пережить. Когда приедешь? — женщина тяжело дышала, и Мериам поняла, что застарелая астма весной обострилась и не дает ей покоя.

— Как только смогу. Врач говорит, что почти все в порядке. Недельки через две, наверное. Петер так скучает по деревне… Гюнтер также хочет вас повидать. А ты как чувствуешь себя?

— Как всегда… Приезжайте все. Но я больше всего тебя жду. Поговорим со священником о крещении внучки. Знаешь, это благословенный ребенок. Бог его защитит от всех невзгод. Он примирил нас с тобой…

Пожилая женщина вдруг заплакала.

— Мама, у нас с тобой все хорошо. И всегда все будет хорошо. Я люблю тебя, хоть ты иногда чересчур бываешь требовательная и строгая, но ты, поверь мне, несмотря ни на что, самая лучшая мама на свете…

— А я, каюсь, всегда считала тебя черствой девочкой. Прости, дочка, поправляйся и обязательно, хоть на часок, приезжай… Я дождусь тебя.

Мать положила трубку.

Да, ее ребенок действительно благословенный. Она так любит свою доченьку! И все будут любить мою маленькую Аннушку!!! Мериам не могла, да и не хотела в этот момент своей жизни думать о чем-то другом, нежели о рождении и жизни своей крошки. Но…

«Он словно знал, когда ворваться в мою жизнь снова!»

За внешним спокойствием снова разгоралось пламя тяжелых переживаний, которые никуда не уходили.

…Да, после расставания в ресторане, Мериам чувствовала, что поступила с ним из-за страха как-то не так, не по-человечески. Поразмыслив, все-таки решила пойти, сгладить огрехи встречи, призвать Игоря не делать глупостей, не вмешиваться в ее жизнь. Ей ничто не мешало уйти из дома. Показалось, Гюнтер вечером был страшно уставшим, чем-то подавлен, свалился спать, не обронив ни слова. Куда-то умчался с утра, не оставив даже записки. Петер, вернувшись из школы и снова убегая с друзьями, сказал, что папа сегодня вернется поздно, вечером перезвонит. «Сыну почему-то позвонил, а ей — нет», — с внезапной болью подумала она. Мобильный мужа не отвечал. Впрочем, для нее это не новость, вероятно, проблемы в бизнесе.

Мучилась долго, не зная, как поступить. Все же решилась, позвонила Петеру и попросила вернуться домой, вдруг Анна проснется, хотя девочка в это время всегда прекрасно спала. Когда недовольный сын открыл дверь, она пообещала быстро вернуться из аптеки. И, на скорую руку одевшись, направилась через весь город в центральную его часть, чтобы за ратушей свернуть к реке. Шла не спеша. Все мысли были о предстоящем разговоре. Даже не представляла, что скажет, не обидев внезапного, но такого долгожданного гостя. Боялась больше всего другого: чтобы знакомые не заметили их вместе…

Игоря увидела издалека: на пустом пешеходном мосту через Ааре он стоял один. Мужчина постоянно оборачивался, смотрел по сторонам, явно нервничал, пытаясь, наверное, угадать, откуда она может появиться.

Мериам, снова, ужасно струсила, спустилась под мост, к расположенной внизу автостоянке. На несколько минут затаилась там, боясь быть замеченной. Внезапно вспомнились его страстные слова: «Настоящую любовь ты называешь развлечением? Ведь ты своего мужа не любишь, не любила и не полюбишь уже никогда! Я это отчетливо понял, когда ты так неистово ответила на мою любовь!»

«Что мешало ей