Городошники - Татьяна Нелюбина

Она убежала, и он мне сообщил:

– А вы, оказывается, не такая мегера, как я думал сначала.

– А я, признаться, и не ставила под сомнение вашу способность думать. Но не ожидала, что ваши открытия доставляют вам столько радости.

– Ха-ха! Подождите, не уходите так быстро… Если вы не возражаете, мы могли бы где-нибудь посидеть.

– Например, в троллейбусе, отсюда до моего дома полчаса как минимум. Вам хватит этого времени?

– Ой-ой, как сурово!

Я попрощалась, вышла. Ну и тип. Ну и мороз, градусов пятьдесят, не меньше. Хорошо, что послушалась маму, оделась тепло. Наверняка отморожу нос. И метет. И ничего не видно. И троллейбуса тоже. Ну и тип. Ну и самомнение. И это начало марта. Конечно, с его внешностью, может себе позволить.

– Вы – упрямица, троллейбус где-нибудь уже замело, может быть, не откажетесь, сядете в машину?

Ах, как хотелось бы гордо отвернуться и упрямо ждать троллейбуса, если бы я только могла переупрямить эту погоду, этот троллейбус… Мои рукавицы!.. А эта шаль, на кого я похожа! Бабка закутанная, а еще строю из себя что-то, быстрее в машину и конец.

Как идет ему машина. Важности придает. Уверенности. Впрочем, уверенности в нем и так через край.

– Чему вы хихикаете?

– Я?!

– У вас такой хитрый вид…

– А у вас… Смотрите вперед, Виктор Васильевич.

Он засмеялся. И природа всегда так – одним даст всего понемножку, других щедро одарит, но чего-нибудь не додаст: дала красивое тело и голову, а на интеллект поскупилась.

Сидеть было неудобно.

– Что вы ерзаете?

– А это снижает скорость?

– Погодите, – он вытащил из-под меня толстенную книгу. Зашелся в смехе.

– Осторожнее, наедете на фонарь, – я положила книжищу на колени. Ну, разумеется. Вся книжища – с красочными иллюстрациями – о хоккее.

– Ну, конечно, такие мужчины, как вы, жить не могут без спорта.

– Смотрите-ка, стоило вам посидеть на моей книге, как вы сразу прозрели! Если хотите, могу дать почитать.

– Спасибо, Виктор Васильевич.

– Вам понравится, хотя вы, наверное, любите почитать на ночь Ахматову, Беллу Ахмадулину.

– «Старые девы» и «Синие чулки» читают стихи и днем. Пожалуйста, направо. К подъезду не нужно, вы не развернетесь.

И только вбежала домой, вспомнила, что сегодня же 8 марта, Герман ждет, накрыл стол… Я хотела приехать… Но не могла же я сказать Виктору: подвезите меня, пожалуйста, к Герману!

Я, на правах больной, делала проект в общежитии. Поставила свой планшет в рабочей комнате, потеснив Сидорова. Он, промовец, заводоуправление вымучивал. Я, городошница, – клуб.

К нам заглянул Пол-Десятова.

– Зина! А что это у тебя такой вид зеленый?

– Так ОРЗ, Виктор Васильевич.

– А Роза Устиновна к вам заходила? Она хотела зайти.

– Еще нет, – я надсадно покашляла.

– Закаляться нужно! Ладно, Зина, показывай, что ты тут навыдумывала.

И он расположился перед планшетом Сидорова. Сидоров пошел покурить.

– Так… Давай рассуждать. Что такое клуб? Судя по всему, – он потыкал в заводоуправление Сидорова, – ты о клубе не имеешь никакого понятия.

– Имею, – заверила я. – Это большой деревянный сарай, с деревянными лавочками, кругом шелуха от семечек и накурено.

– Ха-ха. Вот смотри, нарисовал я тебе.

– Что? Какой-то ящик простой и все.

– Ишь ты! На планы посмотри сначала. Фойе должно трансформироваться, нужно – работает целиком, а не нужно, закрывается перегородками. Буфетик. Кружковые. Игровые. Артистические уборные…

– Для кого?

– Для артистов. Или, думаешь, их в такую дыру не заманишь? А фантазия тебе на что дадена, Зина?

– Ну ладно, планы – убедительные. А вот фасадец не ахти какой.

– Ты уж и готова мне на шею сесть? Разбаловал вас Гера! Хватит с тебя и планов, над фасадом сама думай.

– Ладно, уговорили.

Тем временем пришел Сидоров. Злобно спросил, что это ему здесь накарябали. Всего-то курнуть вышел, а уже весь планшет исх…реновили.

Я оставила их разбираться и послонялась по общежитию.

Заглянула в одну из комнат. Окна зашторены, свечки. Слушают серьезную музыку. Сидят на полу в тесной компании, глаза закрыты. Видно, что понимают. Музыку не понимать надо, а чувствовать. И одному, а не в коллективе, чтобы никто не мешал свободно отдаваться во власть классических звуков.

В нашей комнате ужинали.

Было вкусно – вареная картошка и килька с луком. Лук я не стала есть. Девчонки заметили, начали подшучивать: «С милым будешь целоваться?»

Я отложила вилку.

– Вы думаете, «с ним целовалась я?

Я воду, живую воду пила!

Подставил полную душу мне:

На, говорит, пей!»

Я их оставила в полной растерянности. Что ж, надо их как-то воспитывать. Воспитывать их чувства на «любимых стихах» Кислухи. Не буду же я им «Воспитание чувств» подсовывать.

Или подсунуть?

Не, не буду.

Я вернулась в рабочую комнату. Обладатель исчерканного планшета Сидоров покрутил пальцем у виска. Виктор Васильевич обернулся:

– А, Зина! Так ты все-таки пришла!

– А вы меня все еще ждете?

– Заждался. А пока вот его проконсультировал.

– А Роза Устиновна не пришла?

– Нет, как видишь.

– А Герман Иванович?

– Слушай, ну и запросы! А я тебя не устраиваю?

– Вы? Надо подумать.

– Ладно, не будем ссориться. Расскажи, какие мысли тебя одолевают.

– По клубу? Пока никаких. А если вы о мыслях вообще спрашиваете, то меня угнетает, что мне негде себя проявить.

Виктор Васильевич постучал по моему планшету:

– Вот где себя проявляй!

– У меня – ОРЗ.

– Ой, слушай, хватит Ваньку валять, – он придвинул стул, усадил меня, и я даже немного смутилась, неужели он неравнодушен ко мне? Вот бы за кого я, не раздумывая, вышла замуж! Не может быть, чтобы он просто так нарисовал мне планы, желающих было достаточно, а выбор пал на меня! Я пробормотала смущенно:

– Виктор Васильевич, не знаю, как вы, а я не верю в «дружбу» между мужчиной и женщиной, я даже развода не побоюсь, если вы женаты, ради такого мужчины стоит пережить и не такие неприятности…

– Да у тебя, и правда, ОРЗ, Шустова!

– Вы меня отвергаете?

Ну что ты будешь делать! В секунду сломаешь кому-то судьбу, выстроишь свою, продумаешь мелочи быта, подсчитаешь детей и шлепнешься вниз! В клуб, планы… а фасады не нарисовал! Да я вас люблю, люблю, вскрикнула я, побежала на улицу, снег подтаял, и была одна сплошная лужа, я забралась на камень посреди нее и стояла так, страшно страдая. Почему в жизни все так нехорошо устроено? Я хочу проявить себя в любви, а он – не хочет! Где же она, в таком случае? Что-то я ее не вижу! Женятся, чтобы жениться, а потом ищут развлечений на стороне!