Что же дальше, маленький человек? - Ганс Фаллада

– Мы же его только что мерили!

– Это у которого плечи висят!

– Да принесут нам уже хоть что-нибудь дельное?

– Как вам вот этот, госпожа?

– Ну-у, ткань, по-моему, слишком легкая…

– Госпожа все подмечает! Кажется, действительно легковата. А это?

– Вот это уже ближе. Натуральная шерсть.

– Стопроцентная шерсть, госпожа. И подкладка стеганая, извольте видеть.

– Мне нравится…

– Уж не знаю, Эльза, как тебе может это нравиться. Скажи сам, Франц…

– Вы же видите, пустая трата времени. Никто у Манделя не покупает.

– Примерь-ка вот этот, Франц.

– Нет уж, ничего я больше мерить не буду, вы меня замучили!

– Это как понимать, Франц? Вечерний костюм тебе нужен или мне?

– Тебе. Для меня.

– Нет, это тебе он нужен.

– Ты говоришь, у Залигера есть подходящий. А ты вечно выставляешь себя на посмешище в своем смокинге…

– Не желает ли госпожа взглянуть вот на этот пиджак? Очень изысканная вещь. Очень респектабельная. – Пиннеберг делает ставку на Эльзу с ее молочным хозяйством. Интересно, сможет ли его лошадь прийти первой, обскакав остальных.

– А вот этот и правда… Почем?

– Шестьдесят марок, что поделаешь… Зато вещь исключительная. Не массовый пошив.

– Очень дорого.

– Эльза, да ты за все подряд цепляешься! Он нам его уже показывал.

– Дитя мое… ты такая умница. Франц, прошу тебя, примерь…

– Нет, – злобно говорит яйцеголовый. – Никакого костюма мне не надо. Это ты решила, что он мне нужен…

– Ну пожалуйста, Франц…

– За это время мы у Обермайера десять костюмов купили бы.

– Давай, Франц, надевай пиджак!

– Да ведь он его уже мерил!

– Не этот!

– Этот.

– В общем, я пошла. Если вы решили поругаться…

– Я тоже пойду. Эльза во что бы то ни стало хочет настоять на своем.

– Мне не нужен костюм!

– Мне он, что ли, нужен? Вот это да! Это вместо благодарности? Ладно, Франц, пойдем. Поглажу твой смокинг…

Все собираются уходить. Но, обмениваясь едкими замечаниями, продолжают щупать и теребить пиджаки.

– У Обермайера.

– Мама, я тебя прошу!

– Идем к Обермайеру.

– Только не говорите, что это я вас туда затащила!

– А кто же еще?

– Нет, я…

Пиннеберг тщетно пытается вставить хоть слово. Он обреченно озирается, видит Хайльбутта, цепляется за него взглядом… Это безмолвный крик о помощи.

И тогда Пиннеберг идет на отчаянный шаг. Он говорит яйцеголовому:

– Прошу, господин, ваш пиджак!

И подает ему злосчастный пиджак за шестьдесят марок. Едва надев, вскрикивает:

– Прошу прощения, ошибся… – Затем добавляет вдохновенно: – Как же вам к лицу!

– Хм, Эльза, если ты про этот пиджак…

– Да я все время говорила про этот пиджак! Ну, скажи сам, Франц.

– А на спине не идет складками?

– Сколько этот пиджак стоит?

– Шестьдесят марок, госпожа.

– Ну, за шестьдесят марок, дети мои, это сущее безумие. В наше-то время – шестьдесят марок! Если уж вообще покупать у Манделя…

Мягкий, но уверенный голос рядом с Пиннебергом произносит:

– Господа определились? Наш самый элегантный вечерний пиджак. Модель скроена по лекалам пиджака принца Уэльского…

Тишина.

Дамы смотрят на герра Хайльбутта. Герр Хайльбутт стоит перед ними – высокий, темноволосый, бледный, изящный.

– Вещь очень достойная, – говорит герр Хайльбутт после паузы.

И, поклонившись, идет дальше, исчезает за вешалкой. Может, это сам господин Мандель прошел мимо?

– Ну, за шестьдесят-то марок уж можно ждать определенного качества, – раздается недовольный голос старухи, но недовольства на лице у нее не видно.

– Тебе же тоже нравится, Франц? – спрашивает Эльза с молочной фермой. – В конечном итоге тебе решать.

– А на спине-то складками не идет? – снова осведомляется Франц.

– Безупречно. Сидит как влитой, – заверяет Пиннеберг и поспешно разглаживает складки, разбегающиеся от сутулых плеч. – Сами взгляните…

– Хм, – говорит Франц.

– Нам бы еще подходящие брюки… – вступает золовка.

Но с брюками уже никакой драмы. Откуда ни возьмись снова появляется герр Хайльбутт. Он стоит метрах в десяти, чуть наклонившись вперед, он не смотрит на покупателей, он со всей серьезностью изучает паркет, но кто знает – вдруг он все слышит? И вдруг это и впрямь сам герр Мандель, а у герра Манделя миллионов не счесть… Согласия удается достичь быстро, брюки выбраны дорогие, даже очень дорогие. Чек в общей сложности на девяносто пять марок, пожилая дама снова заводит:

– А я вам говорю: у Обермайера…

Но никто ее не слушает.

Пиннеберг лично провожает покупателей к кассе и отвешивает еще один поклон – особый. А потом возвращается к своей вешалке. Он горд, как полководец после выигранной битвы, и устал, как солдат. Хайльбутт все еще стоит возле брюк и смотрит на Пиннеберга.

– Спасибо, – говорит Пиннеберг, его переполняет благодарность. – Вы спасли положение, Хайльбутт.

– Это не я спас, Пиннеберг! – отвечает Хайльбутт. – Это вы не ударили в грязь лицом. Все это ваша заслуга. Вы прирожденный продавец, Пиннеберг!

О трех типах продавцов, и какой тип предпочитает герр заместитель Йенеке.

Приглашение на бутерброд

Сердце Пиннеберга разрывалось от счастья.

– Вы правда так считаете, Хайльбутт? – тихо спросил он. – Вы правда считаете, что я прирожденный продавец?

Тот ответил:

– Да вы и без меня это знаете, Пиннеберг. Вам доставляет удовольствие процесс продажи.

– Скорее сами люди, – поясняет Пиннеберг. – Я всегда пытаюсь понять, что они из себя представляют, с какой стороны к ним подступиться и как взять в оборот, чтобы они совершили покупку. – Он набирает в грудь воздуха. – Я редко промахиваюсь, Хайльбутт.

– Я заметил, Пиннеберг, – говорит Хайльбутт.

– Да… Хотя есть, конечно, и зеваки, которые вообще ничего покупать не собираются, просто хотят прогуляться по магазинам, поглядеть на витрины.

– Ну, таким никто ничего не продаст, – произносит Хайльбутт.

– Кроме вас, – возражает Пиннеберг, – кроме вас.

– Может быть. Да нет. Ну, может, в редких случаях, потому что люди меня пугаются.

– В том-то и дело, – продолжает Пиннеберг. – Вы производите на людей сильное впечатление, Хайльбутт. При вас они, так сказать, стесняются вести себя как привыкли. – Он смеется. – Жаль, меня они совсем не стесняются! Мне вечно приходится влезать к ним в душу, чтобы понять, чего они хотят. Я отлично знаю, что вот это семейство, например, потом будет злиться, что они купили этот дорогущий костюм. Переругаются все, и никто толком не сможет сказать, почему они его, собственно, купили.

– Да, кстати, а почему они его купили? Как думаете, Пиннеберг? – спрашивает Хайльбутт.

Пиннеберг растерян, он боится осрамиться перед объектом своего восхищения.

– Да я и сам не знаю… Они все друг друга перебивали и запутались…

Хайльбутт улыбается.

– Ага, вы смеетесь, Хайльбутт, смеетесь надо мной. Но я понял, понял – это потому, что вы сказали про принца Уэльского.

– Ерунда, – говорит Хайльбутт. – Полнейшая ерунда, Пиннеберг. Это не причина, вы сами прекрасно понимаете, что из-за одного только принца Уэльского никто ничего не купит. Он разве что чуть-чуть ускорил процесс…

– Еще как ускорил, Хайльбутт, очень и очень!

– Нет, главное – что вы перед ними не спасовали. И ни на что не обижались. Все время стояли с товаром наготове, мол, вот, пожалуйста, выбирайте… Есть у нас сотрудники, – говорит Хайльбутт и, обведя темными глазами зал, останавливает на ком-то взгляд, – которые вечно оскорбляются. Скажут покупателю: «Смотрите, какой изысканный узор», а если тот им «А мне не нравится», так либо цедят свысока: «О вкусах не спорят», либо молча губы поджимают. Вы не такой, Пиннеберг…

– Что, господа, – говорит Йенеке, ретивый заместитель. – Болтаете? Наторговали до седьмого пота? Без седьмого пота сейчас никуда, времена тяжелые, и, чтобы зарплата росла, продавать надо много.

– Мы как раз обсуждали, герр Йенеке, – говорит Хайльбутт и незаметно касается локтем Пиннеберга, потому что тот уже готов бежать работать, – разные типы продавцов. Насчитали три: те, которые вызывают