Лемурия - Карл Ганс Штробль

Вечером профессор все еще сидел перед костром, а я занялся приготовлениями. Мне не хотелось тревожить его мягкое сердце – он ведь в самую последнюю секунду и передумать может! Ночь простерла свои темные полотна, полные миллионов звезд, над догорающим костром, лесной поляной и нашими головами. Мы забрались в спальные мешки, так и не поговорив о моем плане, чьего исполнения профессор вовсе не ждал в ближайшее время.

Я решил не спать, даже осознавая риск вымотаться зазря – не было никаких гарантий, что Маринешку именно сегодня отважится на очередной хищнический рейд. Борясь изо всех сил с дремотой, я следил за стрелками на часах, мучительно долго передвигающимися от цифры к цифре и не желающими вознаградить меня за муки, присущие бессоннице. Уже почти поверив в то, что воровское чутье уберегло Маринешку и ночь пройдет спокойно, я вдруг заметил на рассвете – над узким входным проемом палатки, поверх спины спящего Велизара, – провисшую сигнальную ниточку. В тот же миг я услышал, как мощная стальная пружина позади меня внезапно сработала, тихонько сомкнув половинки капкана. Охотничий азарт вскружил мне голову. Я только что поймал-таки Маринешку «на горяченьком»! Ну все, мерзавец теперь не отвертится! Можно не торопиться с его высвобождением – пусть немножко помучается, заслужил. Выпущу его только при одном условии – если Таки клятвенно пообещает, что оставит нас и покинет лес. Приятно было думать, как сжало ему руку – как он стиснул зубы, чтобы не закричать, и как боль наконец вырвала у него первый стон! Я прислушался, но помимо нескольких слабых звуков не громче воробьиного писка ничего не уловил. Ну и выносливость у этого субъекта! Стальные челюсти повисли на нем – а он все никак нас не позовет! И вот я начал сильно нервничать в ожидании этой все никак не настающей вражеской капитуляции. Чем дольше Маринешку сопротивлялся, тем явнее торжествовал надо мной; с каждой минутой моя душа страдала все больше и больше. Я что, уже уподобился одному из этих дикарей и мне доставляют звериное удовольствие чьи-то плотские муки? Бледный свет робко проник в палатку, и я, не в силах больше сопротивляться, вскочил и поспешил на помощь пойманному воришке. Но едва мои глаза наткнулись на капкан, я не удержался от крика.

Между зазубренными стальными челюстями лежал в луже крови отрезанный палец.

– Что за шум, а драки нет? – спросил полусонный профессор со своей постели.

– Вы только посмотрите!

– Да что такое, в самом-то деле!..

– Я поставил охотничий капкан, – принялся сбивчиво объяснять я. – Он запирается на замочек, и чтобы его открыть – нужен ключ, который всегда при мне.

– Так… и что дальше?

– Ну что тут непонятного? Я поставил капкан в палатке, чтобы вор наткнулся на него, когда будет шарить своей загребущей рукой по нашим вещам. Таки Маринешку – он, негодяй, попался!

Гернгрубер вылез из спального мешка.

– Вот, посмотрите сами… он освободился. Оставил палец – отрезал его, причем без единого звука… искалечил себя, чтобы освободиться… как животное, как лиса или крыса!

Профессор стоял рядом со мной, в одних трусах с красной полосой на талии и носках. Его лысина смахивала на плотно надетую шапочку. Он явно осуждал меня за избранные методы, и вид отрезанного пальца теперь действовал на него угнетающе. Я и сам особо не радовался итогу своей затеи. Ища хоть долю утешения, я обратился к профессору, но он не вошел в положение, и бремя вины всей тяжестью легло мне на плечи. В задумчивости и плохом настроении мы закопали палец, точно дети, хоронящие попугайчика, использовав в качестве «гробика» спичечный коробок, проложенный ватой. Я с примесью раздражения подметил, что история наша сильно запуталась, и почувствовал понятное негодование из-за отсутствия участливости и поддержки со стороны моего ученого спутника.

Таки Маринешку, конечно же, исчез. На брезенте палатки мы обнаружили смазанные пятна крови; на камне в районе ручья – темное пятно. Лес поглотил этого дурного человека бесследно, и мы предположили, что он сбежал из нашего лагеря. Гернгрубер сказал цыганам, что мы уволили его «после серьезного недопонимания», но было видно, что они нам не верят. Через несколько дней мы без удивления обнаружили, что он вовсе не покинул нас, а бродит где-то в лесу, не отставая ни на шаг. Когда однажды дождливым утром мы покинули палатку, ища сухое место на земле, чтобы разложить наши походные стулья, мое внимание привлекла дохлая мышь, плавающая в луже. В тот год по лесу сновали целые мышиные колонии, и эта тушка меня не удивила бы – если бы не одна странность.

– Гляньте, профессор! – сказал я. – У этой мертвой мыши три осиновых кола в тушке. Это что же, трансильванский вампир такой?

Я, конечно, шутил про колья – но из серого меха грызуна взаправду торчала троица острых щепок: по одной в шее и в брюхе и еще одна засела в спине. Может, вовсе и не от осины щепки эти произошли… Профессор наклонился, чтобы поближе рассмотреть трупик, и на его лице проступило какое-то уж слишком, на мой взгляд, взволнованное выражение.

– Это сигнал, – сказал он, распрямившись. – Послание на цыганском языке символов. Известно, что кочевые племена общаются в пути при помощи таких вот знаков на дороге. Помечают наиболее выгодные маршруты, ну и делятся разными подробностями… Насчет этой мыши – понятия не имею, какой был вложен смысл. Давайте-ка позовем Фонсо, спросим у него.

Мы оба сделали вид, будто событие – пустяк и дохлыми мышами нас не испугать. Но я чувствовал, что профессор встревожен – и, в общем-то, понимал почему.

Фонсо, староста деревни и верховный жрец зеркал, предстал перед нами, и мы повели его к мертвой мыши. После короткого наблюдения он встряхнулся, как бы сбрасывая что-то со своих плеч, и вытянул три пальца левой руки в сторону пронзенного трупика. Когда он повернулся к нам, я понял, что старый хрыч пытается изобразить перед нами праведный испуг, но на самом деле тихо радуется тому, что мы, по-видимому, угодили в серьезный переплет.

– Все так, как я вам и говорил, – сказал профессор, переводя экспертное мнение старикана, – кто-то извещает о несчастье и опасности.

– Кто-то? Кто же? Маринешку?

– Этого Фонсо не знает. Знак лишен уточнений.

– Да ладно вам, проф, не верьте всему, что говорят эти люди! Разве не видите – они хотят напустить на нас страху! Они с Маринешку заодно – а он, кстати, давным-давно развеялся как