Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

Та сама улыбка. Мамина.

Спичка, от которой зажигались улыбки всех домашних.

Нет, незачем звать меня – я тоже не смогу рассказать.

Это улыбка новорожденного, который впервые смотрит на мир и впервые с кем-то встречается взглядом.

43

Сердце разбивается.

Младенец посмотрит на тебя, улыбнется – ты его мир. Если Мама посмотрит так, то все, конец – ты растаял прямо там. Такая искренность, такая прямота, ни капли наигранности. Наивность, чистота и доверие.

Роса. Далекая-далекая звезда. Частичка радуги. Касание ветра.

И ты, обмякнув, растаял прямо там.

– Пойдем? Пойдем.

– Подумают, она курит, убери это вонючее, пахнущее мужиком одеяло с ее плеч, заверни в ее шаль. Давай. Пойдем!

– Какая же Мама маленькая. Всего на пядь выше моей талии. Когда же это случилось? Она, что, укорачивала себя, лежа под одеялом?

Из-за белой известки, в которой было вымазано ее лицо, она была похожа на состарившегося мима. Вытерли мокрым платком. Она заерзала, как девчонка. И все равно осталась мимом.

Мама кашляла. Они пришли, когда сборы были в самом разгаре и кругом летала пыль. Из коробок выросла гора. Дверь была открыта.

Взгляд у Мамы был дурковатый.

– Столько грязи, – извиняющимся тоном сказала Невестка, – идите сюда, Мама.

– Обратно в комнату с той стеной?

Мама не реагирует.

– Там кровать.

Мамины глаза лишены всякого участия. Сидит на краю кровати, как будто хочет встать. Кашляет и кашляет.

– Как у нее опухли ноги. Вены выскочили – вот-вот лопнут. Приступ кашля никак не отпустит.

– Принеси чего-нибудь теплого ей поесть!

– Мама, вот поешьте теплый суп. Вы простудились, наглотались пыли, положите голову сюда, я слегка разомну вам ноги, батюшки, посмотрите, как у нее спутались волосы, прямо как джата[64] у садху[65], давайте я распутаю потихоньку. – И все принялись сгибать ее, разгибать и расправлять складки, как будто она кусок ткани. – И не спрашивай, как она провела эти дни и ночи, и не думай, где ей приходилось спать и куда она шла. Мама, а как и куда ты пошла?

– Мама, приляг, поспи немного. Вытяни ноги. Ох, какая же крохотная, и правда уменьшилась. Закрой глаза. – Глаза открыты. Пристально смотрит. – Закрой, так будет легче. – Все еще открыты. Совершенно потеряны.

Старший стоял отдельно и наблюдал. Мама устала. Забыла. Неправильно называла свое имя, то ли Тара, то ли Чанда. Имя мужа тоже. Полицейский сказал, что она говорила: «Анвар». Кто такой Анвар? Имя мужа. Нет, не имя мужа это. Ее язык тоже устал. Возможно, она сказала «Офицер». Или «Он не вер…». У нее была трость. По трости ее и опознали. Да, старушка, опирающаяся на трость.

Невестка стоит с ложкой в руках:

– Съешьте хоть каплю, рот совсем пересох.

Дочь, смочив кусочек ваты в растворителе, очищала белую краску с лица. Наверное, и сейчас каждый из них был уверен, что именно он занят делом, а остальные только делают вид. Они готовили Маму к новой жизни.

Дочь убрала Мамины волосы назад и, склонившись, внимательно разглядывала, не осталась ли белая краска у корней? Аккуратно протерла ватой. Мамины глаза открыты. Ее купали, как мирную корову, послушно повалившуюся на землю. А потом она сказала: «Пойдем». Как промычала.

Кашляя, Мама начала подниматься, и всех закружил вихрь сострадания. Где она была, что перенесла бедняжка, да еще в таком возрасте?

– Пусть поспит. – Старший все наблюдал. – Маме нужно поспать, только тогда к ней вернется сознание.

– Прямо сейчас, – выпрямившись, сказала Мама в перерыве между приступами кашля. Сказала Дочери.

Кто знает, смогла ли Дочь, даже спустя время, подумать о том, что «прямо сейчас» значит «сейчас» также, как «не встану» значит «новая стану». В это мгновение она была повержена Маминой обескураживающей улыбкой и дурковатым взглядом:

– Да, здесь слишком пыльно, сейчас пойдем ко мне, – вырвалось у нее.

С ее точки зрения, она продемонстрировала небывалую ловкость – и сумела нанести удар живущим здесь, и выставила свой дом в выгодном свете, и утешила любимую Маму, чьи тело и душа были так измучены. Чем-то напоминает героя из новеллы Джогиндера Пола «Лунатики», который, будучи в Карачи, настаивал, что это Лакхнау, так не будоражь его правдой, покажи неподдельное сочувствие и во всем поддакивай.

Потом к Невестке, конечно, подступили злость и досада, и покатились те большие градины слез, сказала она об этом вслух или нет, но каждый волосок на ее теле трепетал от негодования: всю жизнь мы при ней, за все в ответе, все терпели, и в хорошие времена, и в плохие, ни жалобы, ни упрека, и вот теперь, на склоне лет, она решила уйти от нас, чтобы опозорить. Взяв трость.

На склоне чьих лет – неизвестно. Сухим листом вопрос кружит в воздухе. Как и другие вопросы, на которые большие знатоки и познавшие суть с легкостью дают себе ответы, и они тоже кружатся в воздухе. Как, например, «Она сказала: «Офицер или он не вер…»», ведь с чего бы кому-то говорить «Анвар»?

44

Некоторые говорят, это новая эра. Другие говорят, что, когда дело касается женщин, это всегда новая эра. Новая эра. То есть положение дел у женщин меняется. (Положение дел у женщин меняется всегда.) Женщина уже не в той роли, что была раньше. (Она всегда в новой роли.) Она вышла наружу. (Всегда так делала.) Идет внутрь. (Всегда.)

И всегда, ну уж точно, один раз каждая женщина, эта или та, маленькая или большая, обнаруживает себя у двери с одной поднятой ногой, как будто застыв в танце и не решаясь вернуться в этот дом или переступить порог, который она уже оставила когда-то позади и ушла далеко. В этот миг она спрашивает себя: «Где мой мир: там, куда я собираюсь шагнуть, или тот, что остается у меня за спиной, тот, куда я ушла, или тот, откуда сейчас пришла? Я ведь заскочила повидаться с родными на минутку-другую? И порадоваться, что я не осталась там, куда ушла. Так откуда вдруг это замешательство – принадлежу ли я миру, который у меня за спиной или который передо мной? С одной стороны настоящая я, с другой – я в сценическом образе, впереди или позади, о Боже, скажи, где я? – На мгновенье нога дрогнула, паря в воздухе, – так за мгновение до танца пробивает дрожь. Мгновение нерешительности у открытой двери. – Пойти вперед или вернуться назад? Что ждет впереди и что осталось позади? И что мне делать? Что будет?»