Черное ожерелье - Шерхан Муртазаев

— Я присоединяюсь к предложению главного инженера.

— Я не допущу этой анархии, — спокойно сказал Аманкул. — Мы подчиненное предприятие. Пока комбинат не одобрит «идею» главного инженера, даже говорить о взрыве нечего. Вы подумали об этом?

Трудно было понять, чего хочет Ахрапов. Нариман внимательно посмотрел на него. Лет ему уже около пятидесяти, волосы поредели, лицо какое-то пыльное. Говорит уверенно, убедительно. Знает, что говорит. Если эта идея дойдет до комбината, она попадет не кому-нибудь, а Жарасу Хамзину. А Хамзин поддерживает Ахрапова.

— Нет, комбинат в такие дела не вмешивается, — твердо сказал Нариман. — Партия сейчас поддерживает инициативу на местах, и комбинат предоставил нам право самим решать подобные задачи. Мы все коммунисты. Евгений Антонов наш секретарь. Ладно, предположим, что мы отправили наше предложение на рассмотрение руководству комбината. Вопрос не будет решен за день-два. А нам каждый час дорог, не то что день. Следует приступать к делу, не теряя времени.

— Тогда давайте приказ, — холодно сказал Аманкул, но на губах его зазмеилась злорадная улыбка. — Не будем, как раньше, ставить на акте все подписи, время зря терять. Давайте личный приказ. А мы будем только исполнителями.

— Вы не хотите брать на себя свою долю ответственности? Хорошо, будет приказ главного инженера, — спокойно отозвался Нариман.

* * *

Выйдя из вагончика, Нариман затоптался на месте, не зная, куда идти. Скрипел под ногами снег. Дул холодный ветер. Только сейчас он почувствовал, как устал. Хотелось лечь и обо всем забыть. Он повернул к востоку и увидел, что вершина Дегереса светится. Нариман сначала не понял, откуда там взялся свет, но тут же вспомнил, что наступило полнолуние. Казалось, только вчера прорезался на небе тонкий серпик месяца, а сегодня уже полная луна. Вот и она, поднимается из-за горы.

Он засмотрелся, как краешек луны выполз из-за горы, увенчав ее светлой короной, которая становилась все больше и больше, пока луна не взошла на небосвод полностью. Нариман смотрел на полнолицую луну, и вдруг перед его глазами встала Марзия. Наваждение! Ему показалось, что Марзия стоит на вершине Дегереса в лунном луче и призывно машет ему рукой. Нариман потряс головой, рассмеялся, опустил уши треуха и, решившись, быстро зашагал к старому зимовью. К луне.

По дороге он старался забыть о неприятностях, о тяжелой, полной недоверия атмосфере собрания. Несимпатичный человек этот Ахрапов. Как с ним бороться? В коллективе случается всякое, редко царит в нем полное согласие, дружелюбие, готовность прийти на помощь, поддержать. Всегда находится такой Ахрапов и все портит. Если его не считать, коллектив хороший. Нариман ведь не требует безоговорочного подчинения, непререкаемой власти. Но он закипает, когда доброму делу ставят палки в колеса. Не для себя же старается. Впрочем, для себя тоже. Он такой же хозяин здесь, как и все работники рудника.

Луна медленно поднималась в небо, становилась все меньше, ярче. На лице ее отчетливо виднелись пятна. В детстве апа рассказывала, что чернеет там ведьма. Перед ней стоит большой мешок с мелким песком. Она сидит и считает песчинки. Когда она готова закончить свою работу, прилетает ласточка, перемешивает песок крылом, сбивает ведьму со счету и улетает прочь. А ведьма все надеется закончить счет — тогда на земле начнется светопреставление. Но старухе приходится начинать все заново, и жизнь на земле продолжается. Так ласточка спасает мир.

Нынешние дети таким сказкам уже не верят. Они знают, что на луне побывал человек и не увидал там никакой ведьмы. Нариману эти пятна напоминают далекий Сарбайский карьер. Он такой же круглый и светлый, а на дне его стоит экскаватор…

Слева от колодца заскрипел под ногами снег. Нариман всмотрелся и узнал Марзию. На ногах у нее валенки, голова в пуховой шали, полушубок на плечах — катится колобком. Полушубок великоват, не ее, должно быть. Неудобно ходить в таком. В зимовье нет водопровода, воду таскают из колодца. Нариман побежал навстречу Марзии, попытался забрать у нее тяжелые ведра, но она воспротивилась.

— Нет-нет, не беспокойтесь, я сама донесу. Лучше возьмите ключ у меня в кармане и отоприте-ка дверь.

Ночь, купаясь в снегу, становилась молочно-белой, как сон наяву. Близко-близко придвинулись глаза Марзии, стали огромными и глубокими, замерцали, как зимние звезды на небе. Прерывистое дыхание ее услышал Нариман, когда сунул руку за ключом. Бездонным казался карман. «Чья же шуба-то?» — кольнула его холодная мысль, ревнивая. И как Нариман ни старался, не мог от нее освободиться.

Марзия, оказывается, успела затопить печку. В доме было тепло. Она сняла полушубок и валенки, размотала платок и обрела свой облик прекрасной, как тюльпан, девушки. Но в больших ее глазах не было праздника. Грустными они были, хоть и скрывала это от гостя Марзия. Настроение подавленное, через силу улыбаются губы. Покой ее замутил вчера Адиль своим приходом. Снова грязью забросал родник ее жизни. Белая совесть, чистая радость в печаль обернулась. Не знал об этом Нариман.

Пока он осматривался, вскипел чай, на маленький столик была постлана чистая скатерть. Марзия пригласила гостя к столу.

Нариману не сиделось спокойно. Ему хотелось принять участие в хлопотах Марзии, чем-то помочь еще, но он не знал, как к ней подступиться. Он взялся за угол скатерти и сделал вид, что поправляет на ней складки. Марзия рассмеялась. Как прекрасна смеющаяся женщина! Она подобна весеннему утру. Конечно, если это не деланный и кокетливый, вульгарный и глупый, визгливый и хриплый смех. Он с удовольствием смотрел на нее и улыбался.

Но вдруг смутилась Марзия. Она еще раз окинула взглядом стол, потом сказала виновато:

— Ах, какая я недогадливая! Не знала, что вы сегодня придете, а то бы позаботилась заранее. Нет у меня ничего. И магазин, наверное, закрылся. Вы посидите немного один, я сбегаю к Тоне. Говорят, она после закрытия на дом кое-что берет для запоздавших. Может, и меня уважит. Я мигом сбегаю.

— Что? Нет-нет! И не думайте! С чего это вы решили, что мне без водки не обойтись, а? Хорошего же вы обо мне мнения! Наоборот, это мне должно быть стыдно, что пришел с пустыми руками. Угости меня хоть водой, но от сердца, и довольно мне будет. Честное слово, ничего мне больше не надо.

— Ого! Да вы, оказывается, красноречивый человек, а я вас за молчуна считала.

«И в самом деле, откуда такая прыть взялась?» — удивился сам себе Нариман.

Чай оказался очень кстати — оба промерзли до костей. Настроение заметно улучшилось