Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

Я думал о предложении, которое мы с Саари получили в конце недели, и о том, что же мы знаем о продающейся типографии: слышали сплетни, что машины чуть ли не допотопные и размещена она неудобно, в многоэтажном старом доме, рулоны бумаги приходится поднимать на третий этаж специальным подъемником снаружи и тем же путем вытаскивать готовые заказы покрупнее. Размышлял о цене и о хорошей клиентуре, которая вроде бы была у этой типографии. За это стоило заплатить. Больше всего вызывали у меня опасения старые машины: они могли потребовать сложного ремонта, а ведь денег у нас было немного. Я закурил сигарету, на легком морозце у нее был особый вкус.

Вернулся в дом. Художник варил на очаге кофе, в комнате было тепло, но стены еще были холодноваты.

— Моя многолетняя работа пошла прахом, если подумать. Мне от нее не было ни малейшего проку. Но нет, все же так думать нельзя, — рассуждал профессор.

— Мог бы и не ворчать, старик, — сказал Сеппо.

— Но ничего не пропадает зря, если делается честно. Пожалуй, сразу этого не заметишь. Всегда от всего что-то остается, — продолжал профессор.

— Ничего не останется, — вставил Сеппо.

— И ты тоже непременно начнешь замечать это в своей работе. Портреты, вроде того, что ты сейчас пишешь, ценности не представляют. Лучше бы ты писал, как прежде, картины в своем духе. Они иногда все-таки и впрямь получались, — сказал профессор.

— Не смеши, — сказал Сеппо.

Мы пили кофе, сидя вокруг стола у окна. Профессор так и не снял пи перчаток, пи пальто, жаловался, что все-таки мерзнет, кровообращение стало, мол, совсем слабым. Я закурил новую сигарету, предлагал и художнику, по оп достал свою трубку. Когда мы выпили кофе, Анники растопила на камине в кастрюле снег и вымыла посуду.

— Завтра в «Калеве»[27] будет опять наше объявление насчет квартиры, посмотрим, откликнется ли кто-нибудь. Мы указали номер телефона Анники, — сказал я.

— Весной тут бывают стаи лебедей, птиц по сто, когда они летят в Лапландию, — вспомнил профессор.

— Лебяжье мясо самое вкусное, — сказал Сеппо.

— Ты пробовал, что ли? — спросил я.

— Случалось.

— Лебеди и дикие гуси пролетают тут весной на севе и осенью обратно на юг. Дикие гуси разгуливают по берегу, здоровенные, как овцы. Нынче весной я еще приеду сюда на недельку посмотреть на них, один. Осенью, когда они обратно полетят, меня уже не будет, — сказал профессор.

Вечером, когда мы вернулись в город, я пошел к фактору Саари домой, и мы договорились, что осмотрим типографию и, если она окажется подходящей, купим ее, постараемся раздобыть где-нибудь денег. Жена Саари сварила нам кофе, а мы в гостиной составляли для банка расчет рентабельности, исходя из которого будем гасить долг банку по частям, — все это на основе тех документов, которые передал нам хозяин типографии, когда мы предложили откупить ее. Дело казалось ясным.

Домой я приехал уже в полночь. Почитал еще руководство по калькулированию, которое дал мне Саари, — это был его учебник, Саари пользовался им, когда занимался в школе факторов.

Всю неделю мы с Анники ходили смотреть квартиры, было несколько звонков. Но предлагали или маленькие, или плохие, или слишком дорогие, или далеко за городом. Пришлось дать объявление еще и в следующий воскресный номер газеты. В ответ на него было два телефонных звонка.

ХIII

В понедельник на утреннем собрании Мартикайнен успел уже прочесть список заказов, находящихся в работе, и опрашивал мастеров и начальников смен, как обстоит дело с их выполнением, когда вошел директор-распорядитель, попросил слова у ведущего собрание и, получив разрешение говорить, сказал:

— Фирма уже долго работала убыточно, и теперь вопрос стоит так: или уйдет часть людей, или предприятие вообще придется закрыть, — Он достал из портфеля пачку бумаг, вытащил из нее несколько отдельных листочков и начал громко читать вслух месячные и квартальные отчеты за прошлый год и начало нынешнего. Ничего приятного мы не услышали: все итоги были подведены с убытками.

— Вот так-то вот, — сказал он, закончив чтение.

— Есть идея остановить самые старые машины, у них очень низкая эффективность, — предложил Мартикайнен.

Директор-распорядитель сказал, что проведет в первой половине дня совещание с доверенными лицами рабочих, всю типографию закрывать не хотелось бы, если, конечно, положение не станет безвыходным, дело, разумеется, будет передано в союзы на рассмотрение, и представители союзов приедут в фирму, однако это вряд ли поможет: те, кто поступил сюда на работу позже других, будут уволены первыми, но получат рекомендации. Мастеров, начальников смен, это, по крайней мере сначала, не коснется: пока есть возможность, будут продолжать работу в две смены и на одну смену перейдут лишь в случае крайней необходимости.

Он сам принес себе еще кофе из столовой. Все помещение стало наполняться гулом разговоров.

— Постарайтесь, чтобы работа шла полным ходом, хотя, наверное, вторая половина дня уйдет на разглагольствования, — сказал Мартикайнен, и все разошлись по своим рабочим местам.

Внизу я разложил бланки заказов в порядке сроков исполнения и затем сел спокойно подумать об увольнении и тех двух квартирах, про которые нам звонили в воскресенье и которые мы ходили смотреть. Одну из них следовало выбрать, и надо было решить это сегодня, заключить договор о найме и достать где-нибудь денег, чтобы внести залог.

В половине десятого Сипола, доверенное лицо рабочих, пришел ко мне в будку, на нем лица не было.

— Все уполномоченные рабочих созываются в десять на информационное собрание. Что это значит, а? — спросил он.

— Там услышите, — сказал я.

— Но что бы это могло быть?

— Они скажут.

— Скажи сейчас, чтобы можно было немножко подготовиться, — попросил он.

— Не приставай, — сказал я.

— Черт, слышь, если знаешь, то расскажи; Это должно быть что-то особенное, ведь даже уполномоченных вечерней смены вызывают из дома. Курьеры целое утро мотались по городу. Удастся ли им всех собрать?

— Часть людей собираются уволить, — сказал я.

— Да неужто?

— Увы, сейчас это вполне возможно.

— Почему?

— Видно, работы не хватает.

— Они не могут сделать такое, не могут. Мы никогда с этим не согласимся, — сказал Сипола.

— Уйдет часть или придется уйти всем,