Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев

орден Красного Знамени – на винте, без колодки, неведомый герой получил его где-то в сорок втором году за выполнение важного задания, не иначе, поскольку в сорок третьем военном году эти награды уже имели колодки, считаясь орденами нового образца; орден Отечественной войны первой степени – по-моему, это был пробный экземпляр, он был собран из нескольких частей, очень внушительный, грузный, когда-то здорово оттягивал ткань на гимнастерке; орден Красной Звезды с очень маленьким номером, четыре тысячи с чем-то…

Владелец его получил красную звездочку в пору папанинских экспедиций на север, привинтил награду к пиджаку и, наверное, до самой своей кончины не снимал с пиджака, орден был вытерт настолько, что фигура красноармейца с винтовкой, изображенная на серебряной плашке, прикрепленной к рубиновой звезде, уже почти не различалась.

На продажу были выставлены также три серебряные медали – две «За отвагу» и одна «ЗБЗ» – «За боевые заслуги». Колодка медали «ЗБЗ» имела могильный жемчужный налет, понятно было, что выкопана из братского захоронения здесь, в Китае, принадлежала, скорее всего, солдату или сержанту, получившему награду еще в Германии, перед капитуляцией и прибывшему в воинском товарняке на восток окорачивать японцев.

Ох, как хотелось вернуть эти награды домой, вы не представляете, – до стона, до слез и обиды, – очень хотелось, это даже описать невозможно… Ордена предстояло выкупить.

И русские рубли и американские доллары, которые у нас имелись, надо было обязательно обменять на юани, кроме юаней, в Китае ничего не ходило; за один доллар давали восемь юаней с небольшим довеском и это было выгодно, а вот менять рубли не было выгодно, по-соседски китайцы рубль старались ущемить…

– Сколько стоит этот славный орден? – спросил Турмов, подставив руку под красочный орден Богдана Хмельницкого и попробовав его на вес.

Глаза у владельца лавки непонимающе округлились, одно плечо вопросительно приподнялось – он не понимал Турмова, тогда Турмов повторил вопрос по-английски. На этот раз китаец все понял и проговорил голосом, похожим на серебряную песню монеты:

– Полторы тысячи юаней.

Сумма была солидная. Хоть и находился Турмов на приметной должности, оплачиваемой очень неплохо, а все равно эта сумма была весьма внушительной, и он умолк словно бы в раздумье, купить орден или нет, в музее такого ордена не было, а иметь хотелось, да и выручать советские награды надо было обязательно… Он не успел еще принять решения, как на тощего узкогрудого лавочника вихрем налетел отец Алексей Курахтин:

– Ты чего, лосян, сдурел – такие деньги с нас драть? У нас их нету. Сбавляй цену!

Лавочник был готов к налету, но не к такому активному, и тем не менее в ответ он лишь рассмеялся и отрицательно покачал головой. У него была своя правда – торгашеская, если хотите, а у отца Алексея – своя.

Отец Алексей повысил голос, начал говорить жестко – иначе не сдвинуть торговца с места:

– Давай, давай, бачка, не упрямься! Ты же продаешь незаконный товар – ордена у тебя, извини, ворованные.

– Мне этот орден привез из России надежный человек, он не первый год поставляет мне товар…

– Его надо, лосян, в тюрьму посадить, если о нем узнают русские власти – обязательно посадят. И ты заодно с ним можешь загудеть!

По лицу лосяна поползла сомневающаяся тень – кто знает, а может, ламоза прав? Турмов с удивленным интересом смотрел на отца Алексея: батюшка даже старые словечки времен КВЖД изучил – молодец! – и ловко, очень умело прижимает к стенке узкогрудого торговца. «Лосян» – хорошее слово, рождающее внутри теплые чувства, означало «старый друг»…

«Бача», или уменьшительное «бачка», – это китаец, «ходя» – также китаец, а «ламоза» – русский… Все слова – из разговорной речи стадвадцатилетней давности, когда строили КВЖД, народу здесь суетилось много, видимо-невидимо, по вечерам у костров собирались китайцы и русские, пили хану – местную водку и по здешним обычаям желали друг другу, «чтобы стакан был сухой» – то есть пить надо было до дна… Есть такой тост у китайцев.

Ханка была крепкая, до шестидесяти градусов крепости доходила, в столовую ложку наливали – загоралась ярким синим пламенем, каким-то таинственным, живым, переливающимся, словно красочное полярное сияние.

Лицо хозяина лавки тем временем сделалось кислым – он понял, что русский священник вытрясет из него все, но своего обязательно добьется, заставит сбросить цену на ордена.

– Сколько будете покупать орденов? – неожиданно спросил он. Глаза у него угасли, из крохотных горяще-черных углей превратились в обычные мокрые камешки, каких много валяется на берегу Сунгари.

– На все деньги, которые у нас есть, – четким, по-солдатски звонким голосом отчеканил отец Алексей.

Хозяин перевел вопросительный взгляд на Турмова – хорошо понимал, что Турмов среди нас старший, большой начальник и как большой начальник решит, так все и будет… Турмов похлопал ладонью по борту пиджака, точнее, по карману, предназначенному для парадного нагрудного платка:

– Сколько денег привезли, столько тут и оставим.

Лосян удивленно покачал головой – давно он не видел таких целеустремленных оптовых покупателей. Отец Алексей повел на него новую атаку:

– Ну, лосян! – проговорил он громко и просительно. – Не упирайся! Тогда мы увезем в Россию хорошую о тебе память.

В лавку несколько раз заглядывали покупатели – в основном китайцы, а также японцы, остановившиеся в гостинице по соседству «Дацин Бингуань», прислушивались к жаркому разговору, через плечи наши рассматривали наши ордена, лица их краснели от интереса, теряли традиционную неподвижность и делались живыми, но в торговые дела, извините за выражение, не вмешивались.

В конце концов орден Богдана Хмельницкого, завернутый в мягкую, с замшевой поверхностью бумагу, перекочевал в сумку Геннадия Петровича за восемьсот юаней, что в переводе на общеизвестную валюту типа щавелевого супа со сметаной составляло немного более сотни долларов.

Переводить дыхание, чтобы малость успокоиться, мы не стали. Сразу принялись торговаться за следующий орден – всей группой, никто не выбежал на улицу, чтобы сделать пару глотков свежего воздуха и снова нырнуть назад, в тесный закуток монетной лавки.

Следующий орден был знаменитый, в литературе его уважительно называли полководческим, и хотя он считался маршальским и получали его в основном начальники с большими звездами на погонах, иногда перепадал и полковникам, отличившимся в наступательных операциях, – в основном, третьей степени… Все равно это звучало очень победно – орден Суворова… Хотя и третьей степени.

Простые солдаты этот орден видели только на картинках, да на фотографиях прославленных маршалов, я тоже видел орден Суворова впервые на таком расстоянии, я вообще мог подержать его в руках. Честно говоря, на картинках, издали, он производил большее впечатление, чем лежа на ладони.

Просил лосян за