Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев

– Ты совсем охренел, лосян, – сказал ему отец Алексей, – полторы тысячи заломил! Тут от ордена уже ничего не осталось – лишь подкладка, да и та сработалась… Ну, лосян, ну, лосян!

Слово «лосян» было приятно лавочнику Ли, он стукнул себя кулаком по груди и согласно закивал, заработал головой, словно бы отпугивал комаров.

– Я лосян, я! – Затем, словно бы утверждая собственное решение печатью, снова жахнул кулаком себя по груди. Как бы он не поломал себе чего-нибудь. Не то хряснет еще раз вот так неаккуратно и из носа у него вылезут какие-нибудь пузыри или обнаружится перелом позвоночника. Либо произойдет чего-нибудь нехорошее с тазобедренными костями.

– Погоди, лосян, лупить себя кулаком, кулак – не молот, а ты не наковальня, – перебил его батюшка, покрутил в руках звезду с рубиновыми лучами и большой плоской гайкой, нанизанной с обратной стороны на шпенек крепления, – посмотри, тут только изнанка и осталась, сам орден сносился до основания.

– А номер? – Лавочник Ли повысил голос.

– За номера деньги не берут, их дают бесплатно. Я на твоем месте вообще бы отдал орден бесплатно… Без всяких денег. Ни одного фэня не взял бы.

Фэнь – мелкая китайская монета, фэней в юане столько же, сколько и копеек в рубле – сто.

– Не-ет, номер стоит денег, – не согласился с отцом Алексеем Ли, плотно смежил глазки, будто вообще не хотел смотреть на белый свет.

Кое-какая правда в его словах была, но очень немного, и не более того. За старый потертый орден Ли боролся отчаянно, я думал, что сейчас он вообще объявит: орден заработан и истерт на пиджаке его любимым дядюшкой, но лавочник до этого не дошел, продолжал бороться изо всех сил, уперся ногами в стену, да еще старый колун подтянул к себе, моток колючей проволоки растянул, огородился – не взять хозяина ничем… Конечную цену назначил – очень недалеко от изначальной и дальше никак.

– Тьфу! – сплюнул отец Алексей под ноги, вытер рукавом потный лоб. – Дальше нам его не сдвинуть – даже юаня не уступит. Нашла коса на камень… Что делать? – Отец Алексей с сожалением посмотрел на орден, покачал головой. Уголки рта у него обиженно дернулись. – Русские эти ордена зарабатывали кровью, умирали, а китайцы торгуют… Вообще в распыл чужие награды пускают. Еще раз тьфу! Что делать, Геннадий Петрович?

Турмов в ответ сожалеюще приподнял плечи. Опустил.

– Одно только остается – купить орден за сумму, которая названа, – негромко проговорил он. – Орден этот нужен для музейной экспозиции даже больше, чем орден Суворова. Может, звучит это кощунственно, все ордена святые, но есть еще зрительский интерес… Интерес к истории орденов и к тем людям, которые их получали.

От пачки новых хрустящих ассигнаций, которые Турмов получил в банке, когда менял на юани свою зарплату, он отсчитал нужную сумму, вручил Ли, у которого сразу и глазки распахнулись широко, из них обрадованно выплеснулся черный свет, порозовело лицо, а деньги, которые он взял в руки, исчезли так стремительно, что никто этого даже не заметил – наверное, со скоростью света и звука, соединенных вместе; были деньги и не стало их. И в пиджаке, в карманах ничего не оттопыривалось, словно бы юаней этих новеньких не было вовсе.

– Ах, лосян, лосян, – отец Алексей вздохнул сожалеюще. – Тяжело тебе живется, наверное… Правда?

Ли покачал головой влево-вправо, будто некая кукла, у которой голова может свободно вертеться вокруг своей оси, он ничего не понял из слов русского священника, хотя торговцы очень быстро усваивают, что им говорят, на каком бы языке ни шел разговор. Это у них заложено в крови.

– Давай торговаться дальше, лосян, – предложил Курахтин, осенил себя коротким крестом, покосился на Турмова. – Как, Геннадий Петрович?

– Чем больше выкупим наших орденов, тем лучше. Торговаться будем до последнего… До потери пульса, отец Алексей.

Отец Алексей протестующе мотнул головой.

– Это они скорее потеряют пульс, чем мы… Надо же, – в горле у него словно бы завспыхивали бурлящие, как в чайнике, пузырьки, – торгуют нашими орденами… А еще считаются братьями. М-м-м!

Единственный орден, где Ли не уступил ни копейки (китайской, естественно), был орден Отечественной войны, добротно сделанный и украшенный эмалью, тяжеленный, очень смахивающий на пробный экземпляр. Видимо, действительно было сделано несколько экспериментальных экземпляров, которые показали Сталину, Сталин их утвердил и орден пошел в серию.

И так пробовал надавить на лавочника отец Алексей и этак, и еще как-то, с искусными словесными и прочими вывертами, с жестами, – Ли не сдвинулся ни на юань, только лицо его мрачнело, наливалось чем-то тяжелым и он отрицательно качал головой.

– Ньет! Мейо! Мейо! – что также означало «Нет!». – Ньет!

В торг вступил даже переводчик-китаец, пробовал подсобить отцу Алексею, но попытка была неудачной: хозяин лавки уперся мертво. «Ньет, ньет и ньет! Мейо!» – и все тут. Ли не сдвинул цену ни на юань. Потом, словно бы почувствовав некую призрачную вину перед приезжими из России, стал скороговоркой, впечатывая одно слово в другое, объяснять, почему он не может скостить цену.

– У меня договор с поставщиком из России, это он назначает цену, а не я, и цена эта – твердая, сдвигать ее ни в одну сторону, ни в другую нельзя – поставщик будет недоволен.

Модное российское словечко ельцинской поры «поставщик», родившееся в пору, когда дремучий капитализм еще только становился на ноги, прозвучало в рассыпчатой скороговорке хозяина лавки дважды, отец Алексей не выдержал и произнес с неожиданной, хотя и оправданной горечью:

– Поставщик, хм-м-м… поставщик! Вот и докатились китайские товарищи до бескрайних российских высот. Це-це-це-це!

Деньги на последний орден пришлось выгребать из всех сусеков, из самых глубоких углов дорожных сумок и поклажи, из карманов, в конце концов Ли вручили кругленькую сумму, которую он требовал – тысячу шестьсот юаней. Приобрели также одну медаль, покрытую жемчужным могильным патом, – из тех, что были изъяты из братских захоронений здесь, в Китае. Без этой награды (жаль, неведомо только, кому конкретно она принадлежала) уезжать было нельзя, стыдно было и обидно, и еще более обидно было, что все награды, собранные в этой лавке, мы никак не могли вытащить из плена, вернуть с чужбины домой… Увы, мы были бессильны.

На прощание лавочник Ли – грамотный, как выяснилось, человек, современный, на компьютере может работать не только руками, но и ногами, и там и сям умеет ровно щелкать пальцами, неожиданно расслабился и, глядя куда-то вдаль, за стены ларька, а может, и в собственное будущее, сказал:

– Каждые два месяца поставщик