Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев

– Везите вашего брата к нам. Здесь мы быстрее, чем вы у себя на даче, разберемся, что за нерв у него воспалился, и постараемся помочь.

И я повез Володьку на такси через половину Московской области в больницу. Спасибо Альбине Борисовне, потому что я, честно говоря, не знал, как быть, ситуация была мрачной, как у фрицев на картине Кукрыниксов, хоть руки вверх поднимай.

Володька же, восхищенный красотами подмосковной природы (больница располагалась в лесу, на Лосином острове), позабыв о седалищном нерве, повосхищался местными пейзажами, поцокал языком восторженно и, покоренный теплом и участливостью врачей и сестер больницы, размякший, улегся на койку неврологического отделения, а я через всю область на поездах, трамваях и прочих колесах общественного транспорта двинулся обратно в свою дачную деревню.

Нет, не закостенело все-таки медицинское сообщество, раз, невзирая на географические, административные, знахарские и прочие препоны, пришло на помощь. От этого даже внутри сделалось теплее, хотя главное другое – лишь бы Володьке сделалось легче.

От него я узнал некоторые детали, которые не знал: оказывается, четыре года назад Володьке сделали операцию на позвоночнике, довольно дорогую, и если бы не государственная квота, положенная человеку, ведущему героическую работу в Тихом океане, то четыреста тысяч рублей (столько стоила, по его словам, операция) он вряд ли бы где нашел…

На позвоночник ему посадили три металлические скобы, скрепили позвонки, чтобы они не прогибались, и подтолкнули под лопатки: иди на корабль, на свое рабочее место, лови крабовых жуликов дальше.

Надо было срочно делать МРТ – специальную процедуру, если можно ее так назвать, высветить ситуацию, понять, чего там, в «седалищном хозяйстве», происходит, но МРТ делать не торопились – нельзя было.

В порядке пояснения. Ныне появилось много разных аппаратов, способных точно определить хворь, прицепившуюся к человеку, и ее размеры, отличить одну болезнь от другой, не полосуя скальпелем тело, не оставляя шрамов и не причиняя боли. Так сделалось очень популярным исследование МРТ – магнитно-резонансная томография, без которой ныне вообще не делают ни одной серьезной операции (да и несерьезной тоже), все фиксируется на диске DVD, и любой врач, где бы он ни находился, в тверском поселке Оленино или на Чукотке, в Анадыре либо в Певеке, обязательно будет точно знать, что за кладезь болезней к нему принес тот или иной пришедший на прием пациент.

Есть другой вид исследования, о котором знают меньше, – МСКТ – мультистиральная компьютерная томография, где каждый волосок внутри организма, каждый завиток, отросток, каждое волоконце можно высветить контрастно, со всех сторон, и тогда окажется, что вся начинка клиента будто лежит перед врачом на подносе и можно начинать инвентаризацию.

Одно из таких исследований было назначено Володьке и он готов был забраться в длинную, похожую на ракету конструкцию, именуемую томографом, но врачи в «Центросоюзе» медлили, поскольку непонятно было, из какого металла сделаны скобы, стоявшие на позвоночнике. Узнать это можно было только у владивостокского нейрохирурга, четыре года назад ковырявшегося в его хребте, и без этой информации ни одного крохотного шага, даже шажка, нельзя было делать, ибо если металл попадет под воздействие магнитных волн, то скобы вылезут из своих гнезд и останутся валяться в томографе, как обычные канцелярские скрепки…

Магнитная сила у томографа такая, что может быть сломан даже топор, случайно попавший в аппарат, а не только тонкая скоба.

МРТ в «Центросоюзе» смогли сделать, лишь когда разыскали во Владивостоке хирурга и получили от него ответ. Ответ устроил врачей из Лосиного острова и Москалева без всяких опасений отправили на процедуру.

А за окном его палаты расцвела всеми спелыми цветами дивная московская осень – Лосиный остров хоть и был заповедным, но находился заповедник этот на территории города.

Настало время отлета уток в южные края, но утки почему-то не спешили никуда улетать, беспечно плескались в озерах и прудах, клянчили у детишек, приходивших на них посмотреть, белый городской хлеб. Значит, зима будет теплой либо очень теплой, птицы это знают лучше людей.

Черным хлебом кормить утей, говорят, нельзя, лишь белым, иначе будет беда, я сам слышал, как очень важная тетенька в очках, с видом ученого доцента внушала детям:

– Батоны должны быть только пшеничными, не менее тридцати двух рублей за булку, понятно, дорогие мои?

– Понятно, – кричали в ответ дети, а тетенька добавляла:

– Иначе у уток будет несварение желудка, для них это очень опасно.

Аппетита у Володьки уже не было совсем, вместо первого и второго блюд на обед он употреблял обезболивающие таблетки, на ужин питался тем же самым. Еще он питался роскошными видами, открывающимися из окна его палаты, оранжевыми, красными и фиолетовыми коврами, перемежаемыми вставками из мягкой еловой зелени, и наблюдал за полетами птиц, замирал, слушая их пение, – хорошо было здесь.

В томограф Володька полез с сияющей физиономией – думал, что все беды будут обрезаны, когда он вылезет из этой ракеты – будет он как космонавт, вернувшийся на землю…

Не тут-то было. Уже через двадцать минут после Володькиного посещения томографа позвонила Альбина Борисовна и сказала:

– У вашего брата очень серьезный диагноз – гнойное воспаление межпозвонковых дисков. Нужно срочное хирургическое вмешательство.

Это прозвучало, как сигнал тревоги. Хирургическое отделение в «Центросоюзе» было, и хорошее, но нейрохирургией оно не занималось… В самой больнице я лежал трижды, знаю ее, как знаю и врачей, которые умеют ставить на ноги пациентов совершенно безнадежных, среди которых были и те, кто со скорбным лицом лежал на своей кровати и готовился к худшему – один господин, например, подцепил в Африке неизлечимую хворь, готовую начинить его организм червями, второй в нефтяной Сибири застудил себя так, что кровь у него имела чуть ли не минусовую температуру, как и те, что в безопасной Москве сумели объесться заморскими продуктами и выпучить глаза от внутренней тяжести и беспомощного состояния, в которое они попали, – всякие были пациенты и врачи часами не выходили из их палат… Так что верить Арутюновой можно совершенно безоговорочно…

Вопрос встал ребром: куда девать Володьку? Прописка у него, повторюсь, была владивостокская, и направление он мог получить только там… Но не лететь же за этим на край краев земли.

Заместитель главного врача Боткинской больницы Сергей Михайлович Сороколетов, узнав об этом, действовал, как врач на фронте, – велел немедленно везти Володьку в Боткинскую, ему – профессору, доктору наук, депутату, были, честно говоря, безразличны чиновничьи препоны и географические деления, главное было – помочь человеку, и если над ним склонилась костлявая фигура с косой в руках – вмешаться