Городошники - Татьяна Нелюбина

Чердыни маскировала священное зырянское дерево: ее нижний ярус (четырехугольный сруб) был набит камнями; на нем – шестиугольный сруб, а выше – ярус звонницы. Ярус звонницы (конусообразная крыша с крестом) покоился на пяти столбах. Ни дверей у часовни, ни окон, а внутри… внутри – громадный ствол с пятью ветвями, они-то и были «столбами» звонницы.

На прощание Вадик сказал мне:

– Глядишь, и сманим к нам кого из твоих! Такое хозяйство, а архитектора нет!

Смешной Вадька напомнил мне о недавней юности, когда мы, осваивая край, с ума сходили от костров и бородатых романтиков с гитарами, в грубых шерстяных свитерах «а ля папа Хем», и дружно распевали про закаты, туманы и горные тропы.

Мы восхищались экранными красавцами, как их забыть: Пол Ньюмен, Алексей Баталов, Владимир Коренев.

А кем восхищаются эти девочки? Обаятельными и некрасивыми мужчинами – Пьером Ришаром, Челентано, Караченцевым, Евстигнеевым. Вдруг выяснилось, что героем может быть не только смазливый бонвиван, но и прозаический, в чем-то смешной неудачник.

Или удачник – в лице нашего Прохора (демократический стиль бедного парня с рабочих окраин).

Мы вернулись в институт, и что примечательно, никто не ныл, не ссылался на занятость, не отпрашивался домой (к зубному, тетю встречать, работу по теормеху писать), все резво вбежали в аудиторию, уселись за столы.

Эскизы делали – идолов размещали.

Я себя мысленно поздравила. Когда они к нам пришли в сентябре, о таком и мечтать не приходилось. Мы их расшевелили, увлекли. Это заслуга Десятова и всей кафедры, разумеется.

Мы отберем лучшие предложения, создадим бригаду и начнем «работать на бородатого романтика» (Вадима).

Мы под присмотром Розы рисовали «сад скульптур». А я все смотрела на дверь. Буду безотрывно глядеть на нее. Дверь откроется, и Гера войдет. Может, по привычке сразу в наш угол направится.

Ко мне подошла Роза, и я провела линию – дорогу как бы. Она вела к «саду скульптур». Сад меня не интересовал, меня волновали города-заводы Урала. И больше всего – Екатеринбург. Наш институт начал проектировать Исторический сквер на Плотинке, где когда-то, отбиваясь от комаров, стоял предок Германа на крепостном полубастионе над прудом и смотрел сверху на речку Исеть.

Гера не входил. Я ждала. Город-завод рос. В нем появились каменные дома, которые выделялись своей величиной и архитектурой, так как были окружены жалкими домишками. Все высшие чиновники, заводовладельцы и богатые купцы жили в каменных домах, где можно было найти все удобства и даже иногда большую роскошь. Улицы были еще не замощены – как почти во всех провинциальных городах XIX века, – но широки и прямы. Население состояло из чиновников, купцов, самые богатые из которых владели приисками или заводами, и из рабочих, занятых на заводах и рудниках. Купцы в большинстве своем – приверженцы секты староверов (кержаков). Высшие чиновники составляли благородное общество, в котором неудивительно было встретить изысканные столичные манеры, – почти все чиновники получали образование в Горном училище Санкт-Петербурга. Зимой они часто собирались потанцевать и повеселиться, и чтобы оплатить все расходы, устраивали складчину. На этих собраниях зачастую можно было увидеть элегантные и модные наряды – их привозили из Санкт-Петербурга за две тысячи пятьсот верст.

Несколько любителей создали общественный театр, где шли, к великому восхищению безбородой публики и большому возмущению «бородачей», современные пьески, которые, будучи переведены на все языки, проникли с бульваров Парижа во все уголки мира.

А «бородачи» почему возмущались, потому что они, кержаки, держали взаперти своих женщин, и особенно девушек, и приходили в ужас от тех развлечений общества, в которых женщины активно участвовали.

Об образовании женщин в наших краях не очень заботились, тем не менее, в хороших домах молодых особ обучали французскому языку и танцам.

Нас, современных девиц, ничему такому не обучают, зато мы «сад скульптур» проектируем. Прогресс? Прогресс! О нас уже такого не скажешь, что говорили тогда об уралочках: «Красивые женщины! Впрочем, красоту женщин, их природный ум, хорошие пропорции тела скоро забываешь, когда находишься рядом с ними и видишь их недостатки, являющиеся естественным следствием удаленности от центров цивилизации и общественного положения, в которое они поставлены».

Так считал художник, прадед нашего Германа, все еще неженатый. Семейной жизни он пока предпочитал холостяцкую и беззаботно шагал с этюдником по прямым и широким улицам Екатеринбурга. Но вот он взял извозчика и поехал по приятной местности на Верх-Исетский завод, принадлежащий господину Яковлеву.

Туда вел очень красивый бульвар, по обе стороны от него тянулись аллеи для пешеходов с двойными рядами деревьев.

Здания завода – превосходной архитектуры, удивленному взгляду предстают все украшения, которые современное зодчество позаимствовало у древней Италии: купола, колонны, галереи.

Перед строениями – большая площадь на берегу Верх-Исетского пруда. С набережной, ограниченной чугунной решеткой, открывается красивый вид на лесистые холмы. Недалеко отсюда, в прекрасном месте, виднеется красивое здание, построенное в самом современном вкусе, а позади него – обширный парк. Это здание построено для приема императора Александра, который посетил Урал в 1824 году.

Здание служит для приема гостей; здесь собираются жители Екатеринбурга перед тем, как отправиться на загородные прогулки. В грандиозный ансамбль построек входят и госпиталь для рабочих, и аптека в форме ротонды. Владелец завода, господин Яковлев, не колеблясь, делает огромные затраты на то, чтобы украсить свои владения. Сам он всем этим великолепием не наслаждался, поскольку никогда не покидал Санкт-Петербурга, но ему нравится, как всем этим наслаждаются другие.

– Люба, что вы нарисовали? – спросила Роза. – Я так понимаю, змею?

Люба, и правда, нарисовала змею.

Вот как идеи рождаются!

Я присутствовала при становлении Этого. Того, что не описать, но нарисовать можно. Итак, змея лежала кольцом – это была дорога, которая спиралью уходила в овраг. На зеленых склонах оврага стояли скульптуры – где по одной, где группками. На дне этого «кратера», в самой маленькой завитушке, поблескивало озерко.

Вот такое смещение перспективы. Видишь идолов, идя по дороге, и сверху, и с каждого боку, и снизу – по мере спуска по ходу движения.

И мне захотелось вскричать: Господи, твой мир хорош, коли в нем есть такие люди!

– Добрый вечер, Герман Иванович.

– Добрый вечер, Роза Устиновна.

Хорошо, что он перестал мучить меня своим чрезмерным вниманием.

Плохо, что мне хотелось услышать: «Роза! Какая ты красивая, Роза, глазам больно смотреть».

Кислова загорелась:

– Лес, поле, холмы, ручейки, а среди них стеклянная галерея, не просто прямая какая-нибудь, а красивая, изогнутая, как гибкая трубка, и идешь по ней, а вокруг идолы, птицы, звери! – она машет своим рисуночком, на котором изображены