Общество самоубийц - Рэйчел Хэн

никому: окружающие смотрели на нее и слушали ее. Она зачаровывала слушателей. Наверное, все дело было в ее голосе. Напевный и низкий — куда ниже, чем можно было ожидать, — этот голос заставлял мир подчиняться воле Уджу. Голос позволял ей вкладывать в слова тот смысл, который она хотела донести. Поэтому, когда Уджу говорила про неприятность, пробираясь через слоги этого слова, как через полосу препятствий, слушатели неизбежно понимали, что неприятность приключилась именно с бедной малышкой Лией.

Уджу не занимала должности в Министерстве, но ее позиция — старший вице-президент в «Глобал Талант», агентстве по персоналу, которое являлось одним из немногих постоянных партнеров Министерства, — считалась немногим хуже (Лиина мать так это произносила, что «немногим хуже» автоматически превращалось в «намного лучше»).

Только много лет спустя Лия догадалась, что именно из-за истории с Дуайтом у них дома регулярно стали проводиться званые обеды и шикарные вечеринки. Как Уджу удалось в конце концов добиться своего, Лия не знала, но, так или иначе, важные лица из Министерства согласились, что не стоит заносить неприятность в Лиино личное дело.

На обследованиях Лия все объясняла, как надо. Ничего сложного в этом не было. Мать проговорила с ней все основные моменты. И Лия снова и снова рассказывала, как все было, повторяя свою историю во множестве разных сверкающих металлом кабинетов, где на стенах висели одинаковые официальные плакаты Министерства и на столах лежали стопки одинаковых буклетов. Лица врачей в этих кабинетах слились для нее в единое доброжелательно-заботливое пятно. Лия твердила им о том, как над ней издевались в школе. Как она чувствовала себя в ловушке, как боялась, как ощущала тревогу. Вспоминала о смерти брата, говорила о том, что до сих пор просыпается по ночам и зовет его, а потом понимает, что его больше нет.

Получив массу предупреждений от матери, Лия думала, что ее будут допрашивать суровые дамы в кабинетах без окон и с голыми стенами. Но врачи, с которыми она разговаривала, чаще всего были веселыми кудрявыми молодыми людьми с яркими глазами, беседовавшими с Лией в уютных комнатах, уставленных книжными стеллажами и множеством растений в горшках. Они слушали Лию очень внимательно, словно в жизни ничего интереснее им не рассказывали, а иногда даже записывали старомодными шариковыми ручками что-нибудь особенно значимое из ее слов. Они выдвигали для нее стул, когда она входила в комнату, интересовались, как дела у ее матери и у ее золотой рыбки, угощали ее жасминовым зеленым чаем.

Реактивный эксплозивный эпизод — таков был итог многих месяцев диагностических обследований. Услышав это, Уджу молитвенно сложила ладони и поглядела ввысь, будто благодарила какое-то высшее божество, в существование которого не верила.

— Болезнь класса С, — объяснила Лии мать уже обычным тоном — все прошло по плану. — То есть случайный эпизод, не хроническое заболевание и, слава богу, не генетическое. Это лечится и, что самое важное, не повлияет на твое личное дело.

— Долго ж они думали, — отозвался Кайто с кушетки. — Лия побила мальчишку, который пытался ее полапать, тоже мне проблема. Неудачно вышло, что он так сильно ударился головой об пол, но я все равно считаю, что она была в своем праве.

— Из-за Лии мальчик попал в больницу, — раздраженно сказала Уджу. — Серьезная травма головы, переломы, пластическая хирургия. Ему уже в одиннадцать лет понадобятся пересадки. Он в коме, есть вероятность, что мозг умер. Твоей дочери могли предъявить гораздо более серьезные обвинения, могли счесть… антисанкционной. Я не понимаю, как ты можешь считать все это ерундой!

Антисанкционной. Лия повторила про себя непривычное слово. До сих пор оно встречалось ей только в разговорах украдкой, шепотом, или в утренних ток-шоу, где женщины в строгих костюмах вроде тех, что носила Уджу, обсуждали рост антисанкционного поведения. Это было серьезное взрослое слово, и оно Лию пугало. Антисанкционно, антисанкционно, антисанкционно. Она уловила то, чего Уджу не сказала, поняла, что могло бы случиться, если бы не связи матери, если бы не вдумчивая подготовка перед диагностикой. Лия не могла избавиться от мрачной картины альтернативного будущего, тень которой застряла у нее в воображении.

Весь следующий год врачи наблюдали за ней, чтобы подтвердить диагноз. За это время Лия спрятала воспоминание о зловещих словах матери поглубже, забыла о ее осторожном оптимизме и переписала собственную историю. Во всем виноваты одноклассники — Лия повторяла это так часто, что сама поверила. Все дело в их жестокости, невежестве и бездумном поведении. Она просто отбивалась, как пойманное в ловушку животное. Иногда, правда, в памяти всплывал пушистый белый кролик со шкуркой мягче воздуха… Но нет, с ней все в порядке, абсолютно все в порядке.

Казалось, все улажено — Уджу заставила проблему исчезнуть. Но однажды вечером, когда Лия с родителями сидела за обеденным столом и пила свою порцию «Нутрипака», мать сказала, что Лии следует навестить Дуайта в больнице. Прошло шесть месяцев, его состояние стабилизировалось, но он все еще в коме.

Лия замерла, руки у нее похолодели. Перед глазами встало лицо Дуайта, бледное, в пятнах крови, со сломанным носом. Видеть его снова ей совсем не хотелось.

— Будет хорошо, если ты ему что-нибудь принесешь. Например, красивую корзину с фруктами. Что-то, что можно оставить в палате, — объясняла тем временем Уджу.

— Мы что, еще не покончили с этим дурацким пиар-шоу? — поинтересовался Кайто. Он ел «Нутрипак» ложкой из тарелки. С тех пор, как случилась неприятность, отец старался с матерью не ругаться — наверное, все дело было в том, что Лия сорвалась в том числе и из-за «дисфункциональной семейной обстановки», как это назвали врачи. Но пить «Нутрипак» через прилагающуюся к нему соломинку Кайто все равно отказывался — говорил, что чувствует себя как маленький ребенок, пьющий сок из коробочки. Уж извините, он предпочитает пользоваться столовыми приборами как нормальный взрослый человек.

— Это поможет делу, — заметила Уджу холодно. — Не забывай, диагноз у Лии условный и за ней до сих пор наблюдают.

— Диагноз был и остается дурацким, и я не понимаю, зачем…

— Я пойду, — сказала Лия, прервав отца. — Я хочу сходить в больницу, — соврала она, сглотнув.

Кайто посмотрел на нее.

— Уверена? Не давай им заставить тебя плясать под их дудку, вот что главное. Тебе никому ничего не надо доказывать.

Но только последние несколько месяцев наглядно показали Лии, что отец ошибается. После неприятности ей пришлось доказывать свое психическое здоровье всем подряд, и еще долго придется его доказывать.

— Я знаю, — ответила Лия. — Просто я правда хочу пойти. Хочу повидать его… Дуайта. — Ее замутило, когда она произнесла