Фиеста (И восходит солнце) - Эрнест Миллер Хемингуэй

вниз в утрамбованной грязи. Люди полезли через забор, и мне стало не видно человека из-за плотной толпы. С арены раздавались крики. Каждый крик означал, что бык бросался на людей. По силе крика можно было судить, насколько все плохо. Взлетела красная ракета, сообщив, что волы увели быков с арены в коррали. Я отошел от забора и направился обратно, в город.

В городе я зашел в кафе – выпить второй кофе с гренками с маслом. Официанты подметали кафе и протирали столики. Один подошел и принял мой заказ.

– Случилось что-нибудь на энсьерро[115]?

– Я всего не видел. Одного сильно кохидо[116].

– Куда?

– Сюда.

Я приложил одну руку к пояснице, а другую – к груди, где, судя по всему, вышел рог. Официант покачал головой и смахнул тряпкой крошки со стола.

– Очень кохидо, – сказал он. – Все ради спорта. Ради развлечения.

Он ушел и вернулся с кофейником и молочником с длинными ручками. Налил молока и кофе. Они текли из длинных носиков двумя ручьями в большую чашку. Официант покачал головой.

– Очень кохидо через спину, – сказал он и, поставив на стол кофейник и молочник, сел за стол. – Большая рана рогом. Все ради забавы. Ради какой-то забавы. Что вы об этом думаете?

– Я не знаю.

– Так-то. Все ради забавы. Забавы, понимаете?

– Вы не афисьонадо?

– Я? Что такое быки? Животные. Грубые животные. – Он встал и приложил руку к пояснице. – Прямо через спину. Корнада[117] прямо через спину. Забавы ради, понимаете?

Он покачал головой и ушел с кофейниками. Мимо по улице шли двое. Официант окликнул их. Вид у них был мрачный. Один покачал головой.

– Муэрто![118] – воскликнул он.

Официант покачал головой. Двое пошли дальше. У них было какое-то дело. Официант подошел к моему столику.

– Слышали? Муэрто. Умер. Он умер. Рогом – насквозь. Все ради утренней забавы. Es muy flamenco[119].

– Это плохо.

– Мне-то что, – сказал официант. – Я в этом забавы не вижу.

В тот же день мы узнали, что убитого звали Висенте Гиронес и он приехал из-под Тафальи. На другой день мы прочитали в газете, что ему было двадцать восемь лет, он владел фермой, имел жену и двух детей. На фиесту он приезжал каждый год после женитьбы. На другой день приехала его жена из Тафальи, чтобы проститься с покойным, а на другой день в часовне Сан-Фермина прошла служба, и члены танцевально-развлекательного общества Тафальи понесли гроб на вокзал. Впереди вышагивали барабанщики и звучали дудки, а за гробом шла жена с двумя детьми… За ними вышагивали члены всех танцевально-развлекательных обществ Памплоны, Эстельи, Тафальи и Сангесы, которые могли остаться на похороны. Гроб погрузили в багажный вагон, а вдова с двумя детьми сели, все трое, в открытый вагон третьего класса. Поезд резко тронулся и плавно покатил под уклон, огибая плато, по равнине через нивы, колыхавшиеся на ветру, удаляясь в сторону Тафальи.

Быка, убившего Висенте Гиронеса, звали Боканегра[120] (номер 118 из ганадерии Санчеса Таберно), и он стал третьим из быков, которых убил в тот же день Педро Ромеро. Ему отрезали ухо под всеобщее ликование и вручили Педро Ромеро, который, в свою очередь, вручил его Бретт, которая завернула его в платок – платок был мой – и засунула платок с ухом, а также с окурками «Муратти», подальше в ящик прикроватной тумбочки, стоявшей у ее кровати в отеле «Монтойя», в Памплоне.

* * * * *

Вернувшись в отель, я увидел ночного сторожа на скамье за дверью. Он сторожил всю ночь и очень хотел спать. Когда я вошел, он встал. Со мной вошли три официантки. Они были на утреннем представлении на арене. Они прошли наверх. Я поднялся следом и прошел к себе. Сняв туфли, я лег на кровать. Окно на балкон было открыто, и в комнату светило солнце. Спать не хотелось. Должно быть, я лег в полчетвертого ночи, а оркестры разбудили меня в шесть. У меня ныла челюсть с обеих сторон. Я осторожно ощупал ее. Ох уж этот Кон! Лучше бы он врезал кому-нибудь, когда его первый раз оскорбили, и убрался отсюда. Он был так уверен, что Бретт любит его. И решил остаться, ведь истинная любовь восторжествует. Раздался стук в дверь.

– Входите.

Вошли Билл с Майком. Они сели на кровать.

– Вот это энсьерро, так энсьерро, – сказал Билл.

– Слушай, ты там не был? – спросил Майк. – Билл, позвони за пивом.

– Ну и утро! – сказал Билл и провел ладонью по лицу. – Боже мой! Ну и утро! А тут старина Джейк. Старина Джейк, боксерская груша.

– Что там случилось?

– Боже правый! – сказал Билл. – Что случилось, Майк?

– Быки эти были все ближе, – сказал Майк, – напирали на толпу, и какой-то малый споткнулся и потащил за собой остальных.

– И все быки прошлись прямо по ним, – сказал Билл.

– Я слышал, как там визжали.

– Это Эдна, – сказал Билл.

– Ребята выходили и махали рубашками.

– Один бык пошел вдоль барреры и давай всех бодать.

– Ребят двадцать забрали в медпункт, – сказал Майк.

– Ну и утро! – сказал Билл. – Полицейские, черти, арестовывали ребят, хотевших покончить с собой с помощью быков.

– В итоге их увели волы, – сказал Майк.

– Примерно через час.

– На самом деле примерно через четверть часа, – сказал Майк.

– Ой, иди к черту! – сказал Билл. – Ты-то воевал. А для меня это были два с половиной часа.

– Где же это пиво? – спросил Майк.

– А что вы сделали с милой Эдной?

– Только что отвели домой. Легла спать.

– Как ей это понравилось?

– Прекрасно. Мы сказали ей, здесь так каждое утро.

– Она была под впечатлением, – сказал Майк.

– Хотела, чтобы мы тоже спустились на арену, – сказал Билл. – Она активная девушка.

– Я сказал, это будет нечестно по отношению к моим кредиторам, – сказал Майк.

– Ну и утро! – сказал Билл. – А ночка!

– Как твоя челюсть, Джейк? – спросил Майк.

– Ноет, – сказал я.

Билл рассмеялся.

– Не мог его стулом огреть?

– Хорошо тебе говорить, – сказал Майк. – Он бы и тебя вырубил. Я даже не видел, как он меня ударил. Я вроде как видел его перед этим, а потом раз, и я сижу на улице, а Джейк лежит под столом.

– Куда он потом пошел? – спросил я.

– Вот она, – сказал Майк. – Прекрасная дама с пивом.

Горничная поставила на стол поднос с бутылками пива и бокалами.

– А теперь принесите еще три бутылки, – сказал Майк.

– Куда пошел Кон после того, как ударил меня? – спросил я Билла.

– Так ты не знаешь?

Майк открыл бутылку пива. И