Гнездование - Рошен О'Доннелл

дочкам косички и нарисовала на щечках пауков своей подводкой для глаз. Полосатые колготочки под платьями ведьм, розовые ведерки в виде замка вместо сумочек для сбора конфет.

– Ужасно миленькие, – продолжает Кэти. – Пойдемте я покажу вам, куда мы ходили в прошлом году. На этой улице нет домов. А там, возле Тринити-колледжа, живут одни студенты-крохоборы. У них и мусора со двора не выпросишь. Там мы только время зря потратим.

Дети с грохотом несутся по запасной лестнице, но переулок затоплен, на улице в нос им ударяет вонь. Возле мусорных ящиков плавает дохлая крыса.

– Господь всемогущий. Тут мы выйти не сможем.

Кэти открывает дверь, и вся процессия с пятого этажа заходит в фойе.

Вечернее небо расцвечено фейерверками, группы подростков в ярких костюмах проходят мимо центрального входа в отель. Едва уловимо пахнет опавшей осенней листвой.

Кэти ведет их мимо станции «Пир-стрит» в сторону Гранд-Канал-Док, потом по Бэрроу-стрит, Хоуп-стрит, Джой-стрит, где дети весело пинают собранные в кучу листья. Они звонят в двери домов с кирпичными террасами, низкорослых бунгало, окрашенных в серый, голубой, кремовый цвета. Когда распахиваются двери, ей на мгновение открываются картины чужой жизни. Перила лестниц, обмотанные мягкой паутиной, банки с маленькими упаковками мармеладок «Харибо» возле двери, целые полки кроссовок и резиновых сапожек. Дома, в которых готовят ужин. Рыбные палочки. Паста. Сработавшая противопожарная сигнализация. Мамы кричат своим детям: «Радость или гадость, спуститесь посмотреть!»

Девочки стоят на пороге у незнакомых людей, как молнией пораженные. Чудеса.

Пожилая женщина с целой корзинкой чипсов «Тайто» и батончиков «Марс» умиляется деткам.

– Какие вы славные, какие симпатяги. Дайте-ка я посмотрю. Мамочки мои. Да я чуть богу душу не отдала, такого вы ужасу на меня нагнали.

– Им весело, – говорит Кэти тихим голосом, а в глазах печаль.

И тут Киару осеняет.

– Как дела у Алекс?

– Ой, не спрашивай, – отвечает Кэти и смотрит в землю. – Вернулась к своему, конечно же. Я звонила на прошлой неделе домой ее маме, она мне и сказала, что Алекс снова сошлась с Гэрри. Он так ее обижает, так жесток, я когда услышала, я…

– Кэти, мне очень жаль.

– Нет, я, кажется, понимаю, почему она так сделала. Он ей проходу не давал, дышать не давал. Наверное, она подумала, что так будет проще. Что так она его остановит.

За две недели до назначенного судебного заседания с разбегу наступает ноябрь. Еще неделю назад листья на О’Коннелл-стрит были желтыми, теперь же голые ветки паутиной укрывают белесое небо.

Элле исполнилось три года. Она задувает полосатые свечки на шоколадном рулете из супермаркета в гостиничном номере, забитом до отказа. В гости пришла Кэти с детьми. Все поют, восхищаются подарком: подержанным самокатом, который Киара нашла на сайте объявлений.

Ледяной ветер срывает последние листья с кудрявых рябин рядом с «Эдемом», ветки остаются голыми, как косточки. Первый мороз в центре города – явление скоротечное и эфемерное, не то что в пригородном саду, где земля покрывается приятным снежком или инеем. Кормушки для птиц. Хрустящая под ногами трава. Белые узоры на окнах. В городе снег тает в течение полутора часов, как будто здесь тротуары с подогревом, а здания источают металлическое тепло.

Дублинские горы, видные из окна номера сто двадцать четыре, сегодня присыпаны белым. Спустившись на первый этаж, Киара видит, как два штатных носильщика отеля посыпают тротуар возле главного входа рыжевато-черной каменной крошкой. Софи пинает ее ногой, поскальзывается, падает на попу и принимается реветь. Через десять минут они возвращаются в номер, чтобы переодеться.

В сто двадцать шестом новая семья. Младенец постоянно плачет, а его мама ходит туда-сюда по коридору, воркует, пытается утихомирить его. Детский плач просачивается через стены. Этот звук буквально вынимает из Киары душу.

Накопления: семьсот сорок три евро.

Мне необходимо выбраться отсюда. Чертова жизнь. Как с ней такое могло произойти?

Не успели Лорен и Марко снять украшения к Хеллоуину, как наступила пора новогодних елок. Всякий раз, когда Киара замечает в витрине магазина покрытую блестками еловую лапу, ужас пробирает ее до костей, мир плывет под ногами.

Малыш внутри нее размером с мускатную дыню. Теперь его движения стали сильнее: упругие бока подводного жителя, вздымающие гладкую поверхность ее кожи.

Кэти встречает в «Эдеме» второе Рождество.

– Тут все хорошо устроено, – говорит она. – И Санта-Клаус, и все, что любят дети.

Киара чувствует себя неуклюжей, как слониха. Словно едва научившийся ходить ребенок, она ударяется о дверные косяки, задевает раковину в ванной, каждый раз недооценивая свои габариты. В аудитории у нее вечно падают из рук книги и бумаги. Когда очередной листок выскальзывает из опухших пальцев на серое ковровое покрытие, ученики бросаются на помощь. Однажды вечером, пытаясь заварить лапшу в номере сто двадцать четыре, она опрокидывает чайник с кипящей водой прямо на тумбочку. Лампа пару раз моргает и гаснет. Киара приказывает Элле и Софи немедленно отойти. «Осторожно, осторожно, осторожно».

Однажды посреди недели во время завтрака ее накрывает волна злобы. Серебряные колокольчики. Ленточки-завитушки. Сраные рождественские елки. Этого она не ожидала. Даже не догадывалась, что у нее внутри столько ярости, что в палитре ее чувств имеется такой гнев. Теперь он держит ее мертвой хваткой. Скрежещет зубами. Сжимает челюсти. Это чувство, как воздушный шар, наполненный гелием, сжимает грудную клетку. Пытаясь сдержать внутри скворчащую ярость, она мечтает выпрыгнуть из собственной кожи. Ночами Киаре не спится. Она лежит на боку в зернистой темноте и слушает, как пересобирается перед началом нового дня отель, в котором она живет.

Все дни похожи друг на друга.

Всем доброе утро, открываем страницу двадцать шесть.

Это ботинок с другой ноги, малышка.

Да, шевеления регулярные.

Здравствуйте, я звоню подтвердить, что все еще нуждаюсь в гостиничном номере.

Но трещины начинают проступать.

Ей никогда не хотелось становиться мамой, которая кричит, использует подкуп или угрозы. Две девчонки снова ссорятся в номере, колотят друг друга и выдергивают вещи друг у друга из рук («МОЕ, НЕТ, МОЕ!») – а Киаре вовсе не хотелось кричать. Она чувствует, что и стены здесь имеют уши. Она дышит совсем поверхностно, малыш забирает себе весь кислород по капле. Боль в промежности и бедрах становится сильнее, что-то будто расширяется, расплавляется внутри, потом сжимает ее тисками. На последнем приеме медсестра сказала, это схватки Брекстона-Хикса и не о чем беспокоиться. Приближается дата судебного заседания.

– Прости за опаздывание!

Диего подходит к ее столу в фойе, пытается отдышаться.

– Ты опоздал на час, – отвечает Киара и встает, чтобы уйти.

Все это время Кэти присматривала наверху за девчонками, пока сама Киара