Крейсер «Суворов» - Александр Ермак

Матрос снова повторяет

– Капитан-лейтенант Шариш.

Так и прозвали этого матроса «Капитан-лейтенант Шариш».

«Где пангани?»

У боцманов был один очень сообразительный матрос. Он до военной службы читал книги про море и поэтому только смеялся вместе со всеми, когда его посылали на клотик «за чаем» или считать «забившихся в шпигат» матросов. Но все-таки «прокололся» он в один из своих первых дней пребывания на корабле.

Сыграли аврал. Главный боцман спросил:

– Где пангани?

Сообразительному молодому матросу слово показалось очень знакомым, и он, не раздумывая, показал на один из хозяйственных рундуков. Все вокруг просто рухнули от хохота. Впрочем, не все. Не смеялся старшина 2 статьи Давид Пангани.

Антихрист

Раз стоял я по зиме ютовым во Владивостоке. В тулупе и в валенках, то прогуливаюсь по палубе, то на стенку по трапу сойду перекурить. Время еле течет. Даже поговорить не с кем, потому как вахтенный офицер по какому-то делу в рубку отошел. И тут на палубе лючок один открылся. Под ним – кубрик корабельных химиков. Им, видать, жарко стало, вот они и открыли лючок, несмотря на то, что наверху подмораживает.

Я глянул вниз и понял, почему жарко им: у телевизора скучились, кино смотрят. Мне, конечно, тоже захотелось культурно досуг провести, вахту скоротать. Но не так-то просто оказалось телевизор смотреть с верхней палубы: экран только с определенного угла виден. И так я пробовал, и так пытался, долго не выходило, но все-таки нашел решение: встал перед лючком на колени – благо в высоких, по колено, валенках. Толстый тулуп, как кресло сложился: тепло в нем и удобно перед телевизором сидеть.

Минут десять в полном комфорте кино смотрел. Потом слышу: бежит ко мне кто-то по верхней палубе. Оборачиваюсь – вахтенный офицер. Лицо бледное:

– Ты что тут творишь?

Не понимаю, в чем дело:

– Ничего особенного.

– Кому молишься?

– Никому!

Надо сказать, что крейсер стоял тогда у своего тридцать третьего причала точнехонько напротив «Белого дома» – штаба Тихоокеанского флота. Можно сказать, под окнами кабинета командующего флотом. Так вот, оказывается, тот взглянул сверху и увидел, что на «Суворове» вахтенный на коленях. Велел узнать, почему матрос на глазах всего штаба флота и Владивостока молится.

Вахтенный офицер тряс головой:

– Молись теперь, что б мне за тебя строгача в личное дело не влепили! Надо ж было с тобой, верующим, связаться. Не доглядел!

А какой из меня верующий? Атеист я с детства. Да, бабка меня окрестила, не спрашивая родителей. Но крестик, который мне на шею повесила, выбросил я в бурьян, а бабке за иконостас зайчика – свою любимую игрушку – поставил. Начала бабка по привычке на угол креститься и обомлела, увидела, что из-за иконки божьей уши торчат. Чуть в обморок не грохнулась:

– Ох, антихрист…

Но любила меня бабка. Не наказала. Знала, наверное, что и без нее найдется, кому меня по жизни наказывать. Лежу, уж не помню по какому разу, в карцере и ее во сне вижу. Поит меня молоком козьим:

– Пей внучек, будь здоров…

А во дворе дед Спиридон дрова пилит. И пила так напевает:

– Дед Спи-ри-дон… Дед Спи-ри-дон…

Как же хорошо спится антихристу в карцере…

Белый домик

А летом стоял «Суворов» у стенки в Бяудэ. Пришла хлебовозка. Из нее вылезла сопровождающая и попросила меня:

– Пока ваши все документы оформят, ты меня отведи в белый домик.

– В какой еще белый домик? – я не сразу понял, подумав в первую очередь, конечно, о штабе флота, который во Владивостоке. И что это за дела у хлебной сопровождающей в «Белом доме»?

– Какой-какой, – недовольно и нетерпеливо заговорила женщина, – ну, надо мне, понимаешь, надо!

Посмотрел я, как она переминается с ноги на ногу, и до меня дошло:

– А… Сейчас…

Подошел к дежурному офицеру:

– Такое дело: женщина в гальюн просится.

Тот глянул на сопровождающую, на голый причал, на берег без единого кустика, махнул рукой:

– Веди!

Позвал ее за собой:

– Идемте.

Хотел было завести ее в первый же гальюн, который находится в корме корабля. Но уже у самого трапа, ведущего вниз, сообразил: гальюн на восемь толчков – никаких дверей-кабинок и постоянно набит под завязку, потому что сюда с десятка кубриков матросы ходят. Как же она там расположится?

Пошли по верхней палубе дальше, поднялись на шкафут. Я соображаю: индивидуальные гальюны есть только во флагманском отсеке – в каюте комбрига, начштаба и командира корабля. Глупо будет зайти к командиру и сказать:

– Я к вам в гальюн женщину привел. Разрешите?

В помещения комбрига и начштаба постороннего человека тоже не пригласишь. Но сообразил: в старпомовском коридоре гальюн всего на два очка и дверь есть. Она, правда, без защелки, но можно вход перекрыть.

Так и поступил. Женщина зашла в гальюн, а я встал перед «броняшкой», охраняя подходы, и даже не пустил пытавшегося войти командира БЧ-7:

– Нельзя туда. Занято!

«Бычок-7» выпучил глаза на матроса с нарукавной повязкой и штык-ножом на поясе:

– Уже возле гальюна старпом охрану выставил! Зверюга, посрать свободно не даст!

Ну и еще по матери выругался, ушел.

Честно говоря, об этом случае я не собирался никому рассказывать. Но куда деться, когда сменился и пришел в кубрик, там уже все о случившемся знали:

– Ну, Матроскин, расскажи, как ты бабу охранял, пока она на толчке сидела!..

Броненосец «Суворов»

Из материалов, посвященных Цусимскому сражению во время Русско-японской войны 1904–1905 годов:

«Будучи флагманским кораблем вице-адмирала Рожественского, "Суворов" возглавлял колонну броненосцев, следуя первым мателотом в колонне 1-го броненосного отряда.

В 13:49 левая носовая 6" башня броненосца начала пристрелку. В 13:52 японский флагман "Микаса" открыл огонь по "Суворову" с дистанции 34,5 кабельтова (примерно6,3 км).

В 13:54 огонь по "Суворову" открыли "Сикисима" и "Асахи", в 14:02 – "Фудзи". Пользуясь преимуществом в скорости, японский 1-й боевой отряд удерживал "Суворова" на траверзе 3–4 мателота, пересекая курс русской эскадры и охватывая ее голову. В первые же минуты боя на "Суворове" вышли из строя сигнальные фалы, а из-за града осколков сигнальщики не могли выйти на мостик, чтобы воспользоваться флажным семафором. Флагман утратил управление эскадрой. В начале третьего Рожественский приказал отвернуть на несколько румбов вправо, чтобы увеличить дистанцию между собой и противником, но "Микаса" тоже изменил курс.

В 14:08 на "Суворове" возникли сильные пожары. Около 14:18 японский флот охватил голову русской эскадры настолько, что "Суворов" оказался на траверзе крейсера "Ивате", в результате чего почти все корабли 2-го броненосного отряда перенесли огонь на русский флагман. Броненосец заволокло дымом, и японцы временно перенесли