Проверка моей невиновности - Джонатан Коу

На это я толком не обратил внимания, все еще озабоченный тем, до чего разочарованной во мне она показалась. Неужели до сих пор меня удерживала светская неловкость, глубокое ощущение классовой неполноценности, а может, истина и того хуже? Неужели Кембридж успел пропитать меня, расшатал мои глубинные убеждения?

Я повернулся к Джо и спросил с неким рвением в голосе:

— Это позорно было — сказать вот то, про вино? Говори честно, я сегодня вел себя как дурак?

Джо осмыслила вопрос, но на него не ответила. Лишь улыбнулась себе, хохотнула и сказала:

— Ну хоть не спросил, велики ль у него епархеня.

В порядке постскриптума к той истории можно вкратце сказать о том, как отозвались на нее мои родители несколько месяцев спустя, когда Эмерик как-то раз вечером возник на телеэкране. Дело было примерно посреди долгих-долгих летних каникул (боже, как нескончаемо они тянулись), мы с родителями смотрели какую-то комедийную программу по телевизору — и тут началась поздняя передача, посвященная книгам. Обычно в нашем доме такое терпят не дольше пяти минут, но как только я увидел, что в ней участвует Эмерик, я показал на экран и сказал:

— Я знаю этого человека.

Папа взглянул на меня потрясенно.

— В каком смысле знаешь?

— Преподает в Кембридже, — ответил я. — Приглашал меня к себе на вечеринку.

Да, кажется, я именно так это и сформулировал, столь сильно было мое желание произвести на родителей впечатление. И удалось. Для них это оказалось чем-то невероятным: их сын теперь якшается и выпивает совиньон с членами того, что сейчас называется «столичной элитой». В нашем мире люди, появлявшиеся на телевидении, и люди, обитавшие в Миддлсбро, — наши друзья, соседи, семья — в принципе не могли нигде столкнуться, они принадлежали к разным общественным и географическим галактикам. Таков был естественный порядок вещей, и для моих родителей это внезапное исключение оказалось ошеломительным. У них это в голове не умещалось. Я же втихаря (и не очень-то скромно) балдел от того, как мне удалось их вот так изумить.

Крушенье мое случилось назавтра утром в виде письма от Джо, в котором она сообщала мне в нежных, но совершенно недвусмысленных словах: она решила, что так будет в целом лучше, если мы завершим наши отношения и вернемся к тому, что вновь станем просто друзьями. Я толком не понял — и до сих пор толком не понимаю, — что стало поводом, но, конечно, ее решение чту. Это подтолкнуло меня по возвращении в Кембридж в октябре 1981-го погрузиться в сексуальные приключения среди несколько ограниченного раздолья студенток колледжа Святого Стефана, и при всей своеобычной развлекательности то была паршивая замена Джо. Путь нашей дружбы в дальнейшие несколько месяцев оказался каменист — такой она всегда и бывает, эта пора после расставания, — однако мы справились и в десятилетия после Кембриджа оставались на связи и стали нравиться друг другу крепче прежнего (надеюсь). Мои чувства к ней оказались глубоки — глубже, чем, думаю, я признавал. При всей ее иногда комичной чопорности и представлениях о приличиях она была человеком особенным — сильным, приверженным, достойным восхищения. Красивым человеком, можно даже сказать. Жалею, что не удалось мне получше выразить то, что я к ней чувствовал. Как ни поверни, я любил Джоанну, но, кажется, так ей этого и не сказал. Ни в ту пору, ни потом. Она вдобавок была у меня первой — самой первой. Кажется, я не сказал ей и этого.

VII. Медвежья яма

Еще одна катастрофа, постигшая меня в первые две недели в Кембридже вдобавок к моему промаху с епископом, — то, что я дал себя уболтать на покупку пожизненного членства в Кембриджском союзе[65]. Тогдашний президент как-то раз утром предложил всем первокурсникам Святого Стефана экскурсию по зданию Союза и устроил нам часовой сеанс такого невероятно жесткого впаривания, что экскурсия в итоге завершилась для меня глупым расставанием с сорока фунтами — довольно чувствительной по тем временам суммой, ну или мне так казалось. Однако вскоре выяснилось, что принадлежность к этой организации не предоставляла преимуществ, какие дает принадлежность к настоящему профсоюзу: она не отстаивала права студентов, не участвовала в кампаниях за гранты пощедрее — ничего подобного полезного. Практически все, что ты получал за свои деньги, — право пользоваться зданием Союза, расположенным рядом с Бридж-стрит, с имевшимся в нем баром (не очень приятным) и библиотекой (довольно неплохой). И конечно, был там дискуссионный зал, который, надо отдать ему должное, для многих — главная причина примкнуть к Союзу.

Кембриджский союз никогда не имел ни престижа, ни притягательности братской ему организации в Оксфорде, которую в те времена запросто навещали премьер-министры былые и нынешние, а во второй половине 1980-х там был рассадник большинства впоследствии участников постбрекзитовского консервативного правительства — от Бориса Джонсона и ниже. Тем не менее дебаты в Кембридже бывали вполне людными и предоставляли возможность оказаться в одном зале с немалым числом политиков-середняков и мелких знаменитостей. В первом моем семестре я посетил пару таких собраний, но не могу сказать, что мне там очень понравилось. Я ожидал поединков с участием острейших молодых умов страны, но дискуссионный зал больше походил на медвежью яму, где участники куда охотнее обменивались личными оскорблениями, нежели отточенными доводами, и подначивала их грубая, обычно пьяная публика, а завершалось это действо чаще всего популярной церемонией «обесштанивания»: участника дискуссии с самым низким уровнем зрительской поддержки ликующая толпа осаждала со всех сторон, прижимала к полу, сдергивала штаны и победно ими размахивала. Не очень возвышенное зрелище, на мой вкус, хотя, несомненно, хорошая подготовка для балагана в духе Панча и Джуди, каковой представляет собой британская Палата представителей, где рано или поздно окажутся многие тогдашние участники кембриджских дебатов.

Я постановил для себя никогда больше не утруждаться посещением подобных гнусностей, покуда в середине Михайлова триместра 1981 года Крис не попросил меня взять его туда с собой как гостя. Пока мы с Джо были парой, наши отношения с Крисом неизбежно охладели, однако столь же неизбежно они восстановились, стоило нам с Джо расстаться. Два провинциальных мальчика из государственных школ долго держаться врозь не могут, оба нуждаются друг в друге как в союзнике, поскольку идет негласная постоянная война с итонскими и хэрроуинскими ордами. А потому мы быстро расслабились до нашей добродушной дружбы и проводили множество тихих вечеров в баре колледжа, или в «Орле», или в «Синем кабане».

Темой тех дебатов была, вы не поверите, вот такая: «Эта Палата рекомендует отмену государства