Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

запаха чеснока Дочь открыла глаза, а браслеты продолжали звенеть у нее в голове. Мамы не было рядом. Теперь бывало так, что утром она засыпала, а Мама вставала сама и выходила. Еще не совсем придя в себя, Дочь плелась из комнаты в холл, а Мама, сидевшая на балконе, поднимала глаза и звала ее. Рядом с ней чай, рукой поглаживает растения или ковыряется в земле.

Когда в растерянности Дочь вышла в холл, там сидела Рози, разложив свои богатства, с ней – Мама, и воздух был наполнен резким запахом чеснока.

– Ой-ой, – воскликнула тетушка Рози, – упадешь, детка.

Мне не нравится, что она называет меня деточкой. Нехорошо, что Мама тайком встала и вышла сюда. Снова сделала чай? А чеснок? И дверь открыла? Такой сильный ветер. Пробралась, как мошенница какая-то.

Выяснилось, что Рози посоветовала средство от появляющихся родинок и бородавок, которые так не нравились Маме. Нужно растолочь чеснок и помазать их.

Мама сидела с вытянутыми руками и ногами. По всему телу была мазь. Частички чеснока прилипли к коже. Изнанкой наружу, все сосуды и внутренности обнажились, и, приникнув к сочащейся из них крови и жизни, обнаруживают себя напитавшиеся частички чеснока.

Дочери было неприятно смотреть на Мать, сидящую в этой позе.

– Детка, только посмотри, как сидит твоя мамуля! – засмеялась Рози. – Как девчонки, которым только что сделали мехенди[78], и они ничего не могут делать.

– Чеснок ведь жжет, детка, – объясняла Рози, – посмотри вот, пластырем заклеила. Уже не воняет.

– Совсем нет. Как вы? – Дочь хотела улыбнуться и, подобрав чесночные шкурки с пола, повернулась в сторону кухни.

Она злилась на себя: «Ну почему я засыпаю каждое утро, а Мама потихоньку слезает с кровати? И ночью приноровилась пробираться украдкой, чтобы не будить меня каждым вздохом. А я для успокоения стала проверять, рядом ли она, дотрагиваясь до ее тела или одежды. Мама думает, мне нужно больше места. Она откатывается, чтобы мне было удобнее. А я двигаюсь за ней убедиться, что все в порядке. Она забивается в угол, и я вместе с ней, и вся кровать свободна. Вот поэтому она стала просыпаться раньше меня».

Потом она размышляла о том, что, наверное, звонил охранник: «Что он сказал? Что пришла в гости? Или пришел? Можно пропускать? А я спала. Скорее всего, Мама ответила, когда звонили по внутренней связи, и я от этого проснулась. Ну а почему бы и не прийти тетушке Рози? Здесь нет такого, что встречаться можно только снаружи и не пускать в дом».

Выдохшаяся, она сидела на балконе и искоса посматривала на Маму и тетушку. Возможно, она пришла получить свой бакшиш на Холи. Ведь Мама говорила: «Долго тебя не было»?

Так Рози стала приходить в их дом. Врываясь, как ветер.

26

Она могла появиться когда угодно. С шумом ветра. Оглашая весь дом. Даже когда она уходила, везде оставались следы ее присутствия. То принесет какое-нибудь растение. То – пучок кинзы. То папад, бади или ачар из Старого Дели. Дом наполнялся новыми ароматами. А к ним примешивался ее собственный запах.

– Что за духи у нее? – спрашивала Дочь у Мамы. – Да, очень резкий запах. Уф, даже роти им пропитались. А вы – чесноком.

– Ничего подобного. Только что помыла волосы. Травяным шампунем. Я чувствую только его запах.

– А почему обернули голову полотенцем? Тепло же, сядьте на солнце и посушите, – посоветовала Дочь.

– Нет, – ответила Мать тоном умудренной женщины, – Рози сказала, что какое-то время волосы нужно сушить, обернув полотенцем. Иначе натуральные масла улетучатся с ветром и солнцем и волосы станут сухими.

– А краситься в черный она не сказала? – Дочь не хотела быть грубой, но почему Рози все время занимается Мамиными волосами, кожей и бородавками?

– Если захочу, то расскажет, как. Она работала в салоне красоты, поэтому знает все эти премудрости. На-ка, попробуй мунгоуди. Горячие-горячие. Теперь они мягкие. Не нужно их готовить в кадхи – так они будут жесткими. Нужно положить в него, когда уже снимаешь с огня.

27

Каждое утро она видела Маму, намазанную мазью, сделанной Рози, – амла, эклипта, брахми и одна ложка хны. Рози варила их, толкла, смешивала, складывала во флакон, а Мама каждый день доставала мазь из холодильника и пальцами втирала в корни волос, потом вытягивала выпавшие волосы и, намотав на палец, отдавала дочери:

– На, выбрось. Смотри-ка, уже меньше выпадают, чем вчера.

Потом стирает синий цвет с ногтей шкуркой лимона и увещевает Дочь:

– Мякоть осталась, не выбрасывай. – И помятые гниющие синие лимоны днем и ночью таращатся со стола и табурета.

28

Новый поворот в жизни. «Ой-ой», – постанывает Мама, а Рози продолжает истязать и подбадривать ее.

– Ну-ну, сестрица, ведешь себя как недотрога.

– Так больно ведь. Посмотри. Посинело. – Мама рассмеялась.

– Наверное, ударились обо что-то.

– Нет, только в дверь врезалась.

– Это и называется «удариться». Ох, сестрица, как будто тебя избили.

– Ну так да, везде следы. Даже вентилятор бьет воздухом по мне.

– Слышала, детка? – сказала Рози, глядя на Дочь. – Вашей Маме опять шестнадцать. Даже воздух оставляет следы на ее нежной коже. Слышала, детка?

Конечно слышала. Что Мама теперь превратилась в сестрицу. А где была я? Где я сейчас? Язык меняет одно на другое, а у меня нет ушей, чтобы услышать это? Как мама может стать сестрицей? Что, мне теперь тоже Маму сеструхой называть?

29

Чуть рассвело, Рози пришла с мешком в руках. Когда, потирая глаза, появилась Дочь, она увидела отрезы ткани, расстеленные между комнатой и балконом. Рози прямо перед ней, а где же Мама? Потом она разглядела Маму, завернутую в белую с золотым ткань – она сидела, как египетский Тутанхамон. Крошечная голова торчала наружу. Или это игрушечный сфинкс?

Что за вид! Наповал.

– Что это, – спросила Дочь, – почему вы запрятались в эти ткани?

– Потому что сестрица – козоушка, – разразилась хохотом Рози. – Уши прячет.

Шутка показалась Дочери странной и неуместной. Уж слишком фривольно ведет себя.

Выяснилось, что Рози придумала, как избавиться от страданий, вызванных ношением сари: Мама уменьшалась с каждым днем – ей приходилось складывать его уже вдвое, без конца подшивать подол нижней юбки, и так она походила на старый вещмешок.

– Нужно носить платье. Я закажу.

У портного. Некто мастер Раза.

– Теперь ходишь в ночнушке и днем и ночью? – Спросила Дочь и натянуто засмеялась. Засмеялась – потому что здесь не было предрассудков, свойственных среднему классу, о том, в каком виде нужно показываться на людях, а натянуто – потому что решения принимались без ее ведома.